— Вы должны гордиться собой, друзья мои, — сказал он, наполняя чашки. — В этом городе успешное открытие случается нечасто. Теперь слухи дойдут до высших слоев общества. Вот прямо сейчас о вас говорят в самых богатых домах. Это успех. Нетрудно предсказать, что в Праге вы станете знамениты. Да что там! Вы уже знамениты.
— Все благодаря вам, герр Арностови, — просто сказал Этцель. — Мы ничего не смогли бы сделать без вашей помощи.
— Я заботился лишь о своих интересах, — скромно ответил Арностови.
— Вы сделали гораздо больше, — не согласилась Мина. — Этцель прав; мы бы никогда не зашли так далеко и так быстро без вашего руководства, герр Арностови. Ваша помощь сыграла главную роль.
Домовладелец воспринял похвалу с удовольствием. Он торжественно поклонился, поднял свою чашу и провозгласил:
— Дай Бог вам всяческих успехов!
Энгелберт истово закивал.
— Это правильно — вспомнить о Боге по этому случаю. Без Бога ничего невозможно. — Подняв чашу, он сказал: — Все по воле Нашего Мудрого Учителя, Благодетеля и Друга. А наши усилия — хвала и слава Его имени!
Господин Арностови улыбнулся.
— Хоть я и еврей, но с этим все должны согласиться, и я говорю вам: «Аминь!»
За разговорами они допили бутылку белого вина и отправили помощников замешивать тесто и готовить печь к завтрашней выпечке. Арностови угостил Вильгельмину и Энгелберта прекрасным ужином в ресторане, где сам часто бывал. Так приятно закончился день, а на следующее утро кофейня открыла двери для новой толпы любопытных и восторженных посетителей. Было шумно, но Вильгельмину это радовало. Чуть ли не впервые в жизни ее навыки не только получали достойное вознаграждение, но, главное — она занималась своим делом, причем именно так, как считала нужным. В Лондоне ей о таком и мечтать не приходилось.
Мысли о Лондоне и прежней жизни нагоняли тоску — вовсе не потому, что она по ней скучала, а потому, что она о ней почти не вспоминала в последнее время. Сначала она часто задавалась вопросом, как вообще можно пережить такое невероятное перемещение — да еще застрять в чужом времени, в чужом месте, но постепенно до нее стало доходить, что она не только выжила, но и преуспела сверх всяких разумных ожиданий. Конечно, во многом благодаря Энгелберту, но все равно все сложилось на редкость удачно. Теперь жизнь до перемещения воспринималась как сон, и чем дальше, тем больше. Сегодняшняя реальность совершенно затмила предыдущую. То, что происходило здесь и сейчас, нравилось ей настолько, что она совсем не скучала по Лондону двадцать первого века: ни по знакомым, ни по квартире, ни по семье. Даже Кита она вспоминала все реже. С момента прибытия в Прагу образ ее бойфренда-недотепы тускнел, как и многое другое в ее быстро уходящем прошлом, в ее сердце места для него находилось все меньше. Вот от этой мысли ей и взгрустнулось, хотя она и не могла сказать, почему.
Ее прежняя жизнь не очень-то располагала к сантиментам, это и повергало ее в меланхолию. Но приступ самоанализа длился недолго. Как любой практичный человек, Мина не жаловала такие размышления, считая их непродуктивными, а когда они становились ей поперек дороги, и вовсе безжалостно отталкивала их на обочину. У нее было дело — и какое дело! Она, Этцель и их новые помощники оказались в вихре восторженных отзывов. Достойным пражанам просто не хватало кофе. Когда Энгелберт закрывал вечером ставни, очередь еще оставалась у входа. Горожане хотели кофе, и все тут!
Первая неделя перешла во вторую, первый месяц в следующий, а поток людей не ослабевал. Но потихоньку все входило в свое русло: люди начали выстраивать свой день так, чтобы зайти в кофейню в наиболее удобное время. Они назначали здесь встречи, решали свои дела. Вильгельмина отмечала закономерности в наплывах посетителей и была очарована их деловитостью: бизнесмены, многие из которых торговали на площади, обычно появлялись сразу после открытия, но не задерживались — ели и пили, быстро беседовали, а потом расходились по своим делам. К полудню обычно являлись аристократы, потенциальные аристократы и люди, добившиеся определенного положения в обществе; они никуда не торопились, чинно пили кофе, давая всем полюбоваться одеждой, чином и осанкой. За ними приходили обычные любители кофе и любопытные, в основном просто для того, чтобы обменяться сплетнями и поучаствовать в модном мероприятии. Была еще одна группа, облюбовавшая кофейню Этцеля. Эти состояли из интеллектуалов и интеллигентов — профессоров и лекторов Карлова университета {Карлов университет в Праге (часто упоминается как Пражский университет) — главный университет Чехии, старейший университет Центральной и Восточной Европы и один из старейших классических университетов мира. Основан королём Богемии Карлом IV Люксембургом в 1348 году. Преподавание ведется на чешском и английском языках.}, а также некоторых наиболее знатных докторантов и студентов — они приходили назадолго до закрытия и легко смешивались с поэтами, художниками, музыкантами и прочей яркой молодежью, активная жизнь которой начиналась ближе к вечеру. Последними являлись те, кого Мина считала радикалами: темные и скрытные люди, обсуждавшие опасные идеи, рождавшиеся в их фанатичных и воинственных душах.