Конечно, были и другие, но они приходили и уходили, не составляя определенных фракций: как правило, это были профессионалы — врачи и юристы, которые легко объединялись с любой группой. А еще множество мелких придворных чиновников, среди которых Вильгельмина заметила странных людей, которых ей сходу не удалось классифицировать. Они одевались в подобие академической одежды, включающей шляпы причудливой формы из необычных материалов, длинные палантины и отороченные мехом плащи с капюшонами. Мина пригляделась к ним и выяснила, что одежды сильно изношены, меха побиты молью, шляпы требуют чистки, а на палантинах красуются разнообразные пятна. Эти держались особняком, их компанию окутывала атмосфера отнюдь не враждебной скрытности. Приходили они поздно, разговаривая низкими серьезными голосами, часто заглядывая в книги и пергаменты, которые приносили с собой; и хотя они одевались как нищие чудаки, платили неизменно хорошим новым серебром.
Мина решила непременно выяснить, что это за люди. Однажды вечером после того, как схлынул поток основных посетителей, она подошла к одному из мужчин помоложе, задержавшемуся после ухода его товарищей, и предложила:
— Хотите еще чашечку? — спросила она, покачивая оловянным кувшином. Ей нравилось ходить по залу, заговаривать с клиентами и самой наливать кофе. — За счет заведения, — добавила она, улыбаясь.
— Не откажусь, — сказал мужчина. Темная мантия с воротником из беличьего меха явно была на два размера больше, шляпа, тоже слишком большая, сползала на глаза и вообще сидела на голове, как обмякший лист ревеня. — Благодарю, добрая женщина.
— Ваши друзья ушли, — заметила она, наклоняя кувшин. Тут выяснилось, что он почти пуст и в чашку вылились остатки с кофейной гущей — систему фильтрации еще только предстояло разработать. — О, мне очень жаль, — извинилась она. — Не надо это пить. Я сейчас принесу свежего.
— Не стоит, — попытался остановить ее молодой человек, но она уже упорхнула на кухню.
Когда она вернулась с новой порцией, то застала мужчину за столом, внимательно созерцающим разводы кофейной гущи на дне своей чашки.
— Давайте я поменяю чашку. Вот, я принесла чистую, — сказала она и хотела забрать прежнюю.
— Нет, нет, подождите, — остановил он ее, вцепившись в чашку с упорством, удивившим Мину. — Этот осадок, — он указал на разводы, покрывавшие дно чашки. — Как вы его называете?
Вильгельмина задумалась, пытаясь подобрать правильное немецкое слово.
— Ну, как? Просто остатки. Кофейная гуща, — сказала она, пожав плечами.
— Не сочтите меня нескромным, — проговорил он, — но что вы с ними делаете?
— А что с ними можно делать? — Она озадаченно посмотрела на него и присела за стол. — Почему вы спрашиваете?
— Поверьте, — он прижал руки к груди, — я ничего плохого не имел в виду. И мне понятно ваше стремление защитить это уникальное и чудесное, можно даже сказать экзотическое, творение.
Манера выражения выдавала в собеседнике Мины ученого. Она улыбнулась.
— Не будет преувеличением сказать, что я испытываю величайшее уважение, даже почтение, к вашему трудолюбию, — продолжал гость, — и умению довести столь неожиданное предприятие до очевидных результатов…
— Дело не в этом, — перебила Мина. — Я просто не понимаю, почему вы так заинтересовались моей кофейной гущей.
— Позвольте мне просветить вас, добрая леди, — ответил молодой человек. — Я задал вопрос только из желания продвигать дальше науку.
— Понятно, — ответила Мина, с трудом сдерживая смех.
Но молодой человек заметил веселье в ее глазах.
— Я прекрасно понимаю, что вы не вполне убеждены в моей искренности. — Неожиданно он посмотрел на нее с оттенком надменности. — Тем не менее, если вы позволите мне еще немного побаловать себя, я надеюсь развеять ваше недоверие и любые сомнения.