-- Нет, устал. Мне ещё с Коввилом са Табо встретится надо, заждались меня поди сиурты.
-- С Коввилом сегодня не встречайся.
-- Почему?
-- Подожди. Дай я обдумаю всё. Завтра как проснёшься сразу ко мне. Тогда и решим что ты им говорить будешь. Понял?
-- Хорошо.
Они пожали руки.
Хыч почувствовал, каким неуверенным было рукопожатие старого друга, заметил что-то похожее на страх в его глазах, увидел и призадумался: всё ли так гладко, как на первый взгляд показалось? А вот чего он не видел и видеть не мог -- так это двух затаившихся за ларями с углём пееро, внимательно вслушивавшихся в каждое их слово.
***
Несмотря на пасмурный день и тревожный вечер, ночь выдалась на диво ясной. Над Тарратом болталось огромное зелёное яблоко Сароса с обгрызанным краешком наползшего на него Оллата.
Керия оглядел озарённую бледным сиянием Кривоузь-улицу. "Почему она так называется?" Нет, конечно, улочка была и узка, и крива сверх всякой меры. Вместе с тем такой же "кривоузью" в Таррате можно было назвать каждую вторую, и чем именно эта отличилась перед всеми остальными, Керия не знал.
Дверь скрипнула, за спиной послышался недовольный голос лысого Глархрада.
-- Керия, мать твою! Дил сказал, ты уже уходишь?
-- Д-да, дружище, п-пора мне.
-- Эти твои оба-два?
-- К-к-коввил с Мааном?
-- Угу.
-- Н-не г-говори им, что я приходил.
-- Так, может, их... это?
-- Что "это"?
-- Взашей гнать, раз они тебе не нужны.
-- А чего они мешают? П-пьют, г-гуляют, деньги небось тратят. Дил сказал, Р-раффи с ними забавляется. Пусть он их немножко п-п-пообтешет да на з-золотишко облегчит. Глядишь -- к завтрему, как я к ним с разговорами з-заявлюсь, п-покладистее будут.
-- Облегчит? Это они его "встряхнули" как какого-нибудь купчишку заезжего на Вольнике!
-- А Раффи чего?
-- Не знаю я, чего на него нашло! Такое впечатление, что он дрова взялся молотком рубить! Я, признаться, в этой зут-торе ни хрена не соображаю, но Бибброу говорит, что Маан твой играет аки Хорбут-одноглазец.
-- Раффи тоже не помешает н-на место поставить.
-- Зря ты так! Раффи -- мужик правильный.
В это время из ближайшего переулка показались три тёмные невысокие фигуры, направлявшиеся к "Белому кашалоту". Керия осторожно выглянул из тени: "Воттенате, Хрим Цапуха и Заббау Жаугратток!".
-- Что-то ты напряжёный какой-то? Случилось чего? -- спросил его Глар.
-- Всё н-нормально, у-у-устал.
-- Девочку возьми, расслабься. Слидти вон весь вечер сиськами машет -- кавалера ищет. Скоро сама себя трахнет от скуки.
Тени приблизились и разразились радостными возгласами. Керия и Глархрад поприветствовали давних знакомцев.
-- Раффи здесь? -- поинтересовался Воттенате -- смазливый заро со щёгольскими усиками и бородкой.
Охранник кивнул, толкнул пяткой дверь.
-- Заходьте.
-- Глар, -- попросил Хрим, розовощёкий вартарец в длинном кафтане из тёмно-коричневой кожи, -- если Шарта Рыжуха припрётся да за меня спросит... -- он повёл перед собой рукой, и в пустых до того пальцах возникла серебряная тифта, -- скажешь, что меня тут нет. Хорошо?
Охранник взял монету, положил руку на плечо Хрима, подтолкнул к двери:
-- Заходите уже, не выхолаживайте!
Керия взмахнул ладонью, разом прощаясь со всеми. Натянул на голову остроконечную булту.
-- Ну в-всё, Глар, бывай, -- обернулся. -- Дочурке привет.
-- Угу, -- не отрываясь от ритуала раскуривания трубки, промычал здоровяк. -- Заходи.
***
Когда все ушли и грязный лохматый бородач, которого все звали Хычем Ревенурком, остался один, Раву и Табо наконец решились покинуть своё укрытие.
Лохмач сидел в противоположном углу комнаты, приблизительно в трёх тонло от ларей с углём, за которыми прятались пееро. Помещение было большим, а входная дверь скрывалась за углом, и пееро не могли видеть, закрыта она сейчас или нет. Был ещё один выход -- двустворчатые наклонные дверцы, открывавшиеся для засыпки угля в лари, но то, что их откроют среди ночи, не пришло в голову даже далёким от технической мысли пееро. Ларей, за которыми они прятались, было много -- шесть или семь. Так что вероятность, что их заметят, сводилась к нулю. В дальних угля было много -- с горкой, в тех, что ближе к середине комнаты, -- меньше.
"Будем выбираться, -- безапелляционно сообщил Раву. -- А того, что мы уже услышали, с лихвой хватит, чтобы Лохмач снял шкурки с нас живых", -- поделился он с другом мрачными соображениями.
"Увы, это так", -- Табо сглотнул слюну.
Хыч пододвинул к себе поднос, отпил из чашки, взял булочку.
"Пухнозад, пригляди за Лохмачом, а я покуда взгляну, открыта ли дверь".
"Сам гляди, хвостопыра!" -- обиделся Табо, которого терзала показавшаяся ему шокирующей фраза про шкурки.
"Пригляди, говорю". -- Не дожидаясь ответа, Раву вскочил на ларь с углём, прошёлся по бортику и готов был перескочить на край соседнего ларя, как Лохмач резко встал и начал поворачивать голову. Раву не растерялся и, перемахнув через борт, прыгнул в следующий ларь, крайний и последний на пути к выходу...
Дальнейшие события развивались с молниеносной быстротой.
Внутри ларя, среди гор угля, лежал мальчишка весь в чёрном, с чёрными же от антрацита лицом и ладонями. Раву столкнулся с ним нос к носу и, наверное, только поэтому смог разглядеть его. Он смекнул, что "чумазый" занимается тем же, что и они с Табу, а именно -- шпионит за Лохмачём, и, соответственно, ему столь же невыгодно быть раскрытым, как и им. Но, как сразу и выяснилось, это было уже совсем не важно.
-- Вот же твари зубастые! Травишь их, травишь, а им ни конца ни краю! Когда же вы передохнете, Хорбутовы дети! Никогда, слышите, никогда в доме Хыча Ревенурка не будет ни одной крысы!
Раву вжался в стенку и, дрожа всем телом, слушал топот приближавшихся шагов.
Мальчишка же преспокойно опустил чёрные веки и удивительнейшим образом слился с угольной кучей.
Раву прямо-таки обалдел от такой наглости. Он не знал, что ему теперь делать. Лохмача он не видел -- высокий борт скрывал большую часть комнаты, и пееро не знал, идёт ли тот именно к их ларю или же направляется к какому-то другому. Он лишь слышал сопение и шаркающие шаги и лихорадочно соображал, как ему поступить: сидеть смирно в надежде, что Лохмач до него не долезет, или же не испытывать судьбу и рвать когти, пока тот ещё далеко.
"Беги, хвостопыра!" -- отчаянный мысленный окрик Табо был наполнен таким ужасом, что Раву, не раздумывая более, кинулся наутёк. Повинуясь какому-то непонятному чувству, он скакнул не на ближний, а на дальний от Лохмача бортик, и это спасло его. Что-то большое и тёмное обрушилось на то место, где он только что сидел.
-- Ах ты! -- выругался Лохмач, потрясая тигельным ухватом.
Мальчишка вскрикнул и открыл глаза.
Два прыжка -- и Раву был уже на полу, в узкой щели между двух ларей. Не осознавая толком, что делает, он понёсся к двери, уповая лишь на то, что та не закрыта на замок.
"Табо?!"
"Бегу!"
Если бы на затылке у пееро были глаза, то они обязательно увидели бы, как чумазый малец, только что получивший удар по рёбрам, вскочил, осыпаясь угольной пылью, а в руке его хищно блеснуло что-то походившее на длинный корабельный гвоздь-костылёк.
Лохмач попытался ударить его ещё раз, но тот увернулся и, ловко вскочив на бортик, ударом ноги выбил ухват из его рук.
Несколько перекрёстных взмахов -- и заслонившийся рукой Лохмач взревел раненым зверем. А мальчишка, не будь дурак, швырнул ему в лицо жмень угольной пыли и, перемахнув через бортик соседнего ларя, рванул к выходу.