Пожалуйста, не думай, что мое сердце колотится так сильно из-за желания. Никаких дешевых сцен из кино. Как я уже сказала, я никогда его не любила. Конечно, было время, когда я была в него влюблена, но это - только потому, что я тогда еще не жила с ним вместе. Любовь и влюбленность - не одно и то же, ты ведь знаешь.
Я была глупой и влюбленной, и всё произошло именно так, как я запланировала. Старая хозяйка умерла, и я уехала в Лондон. Передай мне вон ту вторую фотографию! Дорогой, вот - мой мужественный грек. Он учился в Лондоне, в Сохо. Он был настоящим греком до кончиков ногтей, как сверкали его прекрасные, яростные темные глаза. Он мог шептать клятвы, а потом, возвысив голос, закатывал глаза, словно неаполитанский тенор, которого мы намедни видели на концерте.
В Лондоне мне было очень одиноко. Лондон - огромная каменная пустыня, даже скука кажется там бесконечной. Англичане стали знатоками скуки и знают, как с нею справляться. Я поехала туда служанкой и быстро нашла место. В те времена иностранные служанки пользовались таким же спросом, как когда-то - африканские рабы. В Англии есть город под названием Ливерпуль, говорят, он построен на костях черных, но наверняка сказать не могу. Долго работу служанкой в Лондоне я выдержать не могла, потому что в Лондоне эта работа была вовсе не такой, как в Будапеште. Чем-то она была лучше, чем-то - хуже. Не работа как таковая. То, что я вынуждена работать, меня не беспокоило. Я плохо говорила по-английски, и это было серьезной проблемой, но еще хуже было то, что я чувствовала себя не служанкой в доме, а скорее - винтиком. Винтиком не английского домохозяйства английской семьи, а важного бизнеса, осуществляющего импорт. Я была важным товаром. И, в довершение всего, я поступила на службу не к настоящей английской семье, а к богатой еврейской семье, живущей в Лондоне. Глава семьи убежал в Англию от Гитлера, семью привез с собой, он производил теплое шерстяное белье для армии. Он был всецело немецким евреем, то есть настолько же немцем, насколько и евреем. Стригся он коротко, и, думаю, хотя не могу сказать точно,, возможно, хирург нанес на его лицо несколько дуэльных шрамов, поскольку он надеялся сойти за немецкого студента-бурша - заядлого карточного игрока. Вот о чем я думаю всякий раз, когда смотрю на его фотографию.
Они были хорошими людьми, но играли в англичан с большим энтузиазмом, чем сами англичане хотели или могли себе позволить. Дом был очарователен. Он находился в отдаленном пригороде Лондона. Семья состояла из четырех человек, а еще - пять служанок и поденщица. Я стояла у дверей и впускала посетителей. Персонал состоял из кухарки и слуги, как дома, судомойки и водителя. Мне всё это казалось идеально правильным. К тому времени очень мало кто из старых английских семейств нанимал столь специализированный персонал. Большие фамильные гнезда продавали или перестраивали, минимальное обязательное количество персонала осталось только в немногочисленных огромных поместьях, где придерживались старинных обычаев.
Все мы отвечали за свой участок работ. Судомойка пальцем не пошевелила бы, чтобы помочь мне выполнить мои обязанности. Слуга скорее отрезал бы себе руку, чем помог бы служанке. Все мы были просто винтиками тикающего механизма. Знаешь, что меня раздражало во всём этом? То, что мы не понимали механизм, которому служим. Все мы были деталями - и хозяева, и слуги, но что это за механизм - точные швейцарские часы или таймер взрывного устройства? В этом спокойном, рафинированным, сверханглийском образе жизни было что-то тревожащее. Знаешь, все улыбались, как в английских детективах, где убийца и жертва продолжают улыбаться, вежливо обсуждая, кто кого убил.
И мне было скучно. Мне не очень-то хорошо удавалось справляться с этой отлично обогреваемой, чисто выстиранной и вычищенной в химчистке английской формой скуки. Я никогда не знала, когда будет уместным рассмеяться. В гостиной, конечно, я могла смеяться только внутренне, поскольку я не имела права смеяться, когда мои англизированные хозяева шутили друг с другом. Но со смехом на кухне была та же история. Никогда я не знала точно, безопасно ли будет рассмеяться. Им нравились их шутки. Слуга выписывал юмористический журнал и за обедом зачитывал непонятные и, как по мне, дурацкие английские шутки. Все разражались громким смехом - кухарка, водитель, судомойка и слуга, все они. А насмеявшись, с хитрецой смотрели на меня, чтобы проверить, оценила ли я их прекрасное английское чувство юмора.