Ли теперь жил над знаменитой кофейней «2 I's» в районе Сохо, которую прославил фильм «Espresso Bongo». Было непросто разглядеть его имя на входной табличке среди имён типа Джина, Мишель и Лулу. Большинство жильцов дома давали уроки «французского», но Ли с не меньшим желанием мог научить разговаривать на джорди, если кто–нибудь звонил ему по ошибке.
Как–то мы забирали его на концерт, и Ли выглядел совершенно счастливым.
— Как она, чувачки! Послушайте–ка это, — он сунул кассету в магнитофон. То, что мы услышали, походило на домашнюю запись. Только вот чего? На плёнке слышалась куча шумов и нечто, похожее на корову, жующую сено.
— И что за фигню мы слушаем?
— Тёлка ночью делала мне минет. — ответил Ли радостно. — Вот, это самый лучший кусок.
Мы напрягли уши и пододвинулись ближе к маленькой колонке.
— Тебе нравится серебрить меня? — спросил настойчивый басист, судорожно заглатывая воздух. Серебрить — значит делать минет.
Мы ждали ответа, затаив дыхание: любое слово, но она, кажется, всё ещё была занята. Наконец…
— Джяяя!
Если это был утвердительный ответ, то звучал он так, словно во рту у неё была сливовая косточка.
— То, что надо! — довольно ответил Ли.
Со стоном мы вернулись к созерцанию окрестностей.
Ли, северянин, живущий в центре джунглей Сохо, наслаждается компанией особей противоположного пола, делает домашние демо–записи и пишет самые странные тексты к песням группы.
Теперь, когда мысли аморального Дэвджэка стали общедоступными, “Rondo” вызывала подлинный восторг. Всего–то нужно было собрать вместе Блинки, Ли, Дэйви и безумного органиста — и бешенный скачущий ритм зажжёт любого. Как–то одним вечером я превзошел самого себя. Всё звучало великолепно: хорошая акустика, отличный приём публики. Дэйви был в ударе, выдавая неистовые и удивительные фразы. Чтобы меня не переиграли, я подошёл к своему соло с большим атлетизмом, чем обычно. Каким–то образом я перелетел через Хаммонд в одном могучем прыжке, не подозревая, что перед сценой находится глубокая тёмная оркестровая яма. В какой–то момент я почувствовал себя Джеронимо или Бутчем Кэссиди с Сандэнс Кидом, когда они совершают гигантский прыжок в глубь ущелья. Последнее, что увидел бэнд — пара робингудовских туфель, удаляющиеся вслед за помятой вельветовой задницей. Музыканты вытянули шеи в надежде рассмотреть своего клавишника в том месте, где он растворился, а он в это время находился в полёте, который никогда не повторится в обратном направлении. Аудитория с готовностью восприняла исчезновение кого–то со сцены, но с этой группой возможно всё. что угодно. Что ж, по крайней мере, трое ещё продолжали играть.
Я приземлился без увечий, разве что мои помятые вельветовые штаны окончательно пришли в негодное состояние, в трёх метрах под сценой. Собравшись с мыслями, я начал искать дорогу обратно. Я забрался по балюстраде и, оказавшись среди восторженной толпы, посмотрел пару секунд на группу из зала. Они продолжали играть как ни в чём не бывало. С удовольствием я заметил некое беспокойство на их лицах, но в целом в качестве трио у них неплохо получалось. Теперь мне надо было каким–то образом вернуться на сцену, и это оказалось непросто. Получив порцию хлопков по спине, ободряющих выражений, а также ударов похлеще, я направился к служебному входу за кулисы, где мне преградил путь человек в униформе.
— Вы не можете пройти без пропуска!
Ну конечно же, это был вахтёр, наслаждающийся своей мелкой властью.
— Послушайте, — ответил я ему, указывая на сцену. — Я играю в той команде, и если я там не окажусь в ближайшее время, то нас ожидает бесконечное соло на ударных, а затем соло на басу. Вы же этого не хотите, не так ли?
Возможно, он был любителем садовых гномов и водных строений. Блокада продолжалась. Но помощь оказалась близко. Ли, обеспокоенный уже всерьёз, отважился подойти к краю сцены и осторожно всматривался в тёмную пропасть, в которой я исчез. Меня не было уже довольно долго, и Ли меня не хватало так же, как Эдисону не хватало свечи. Без лишних слов, Баз отпихнул гестаповца, подхватил меня и вытащил на сцену, навстречу горячему приёму, как если бы появился Гамлет со своим знаменитым монологом, облаченный в скафандр водолаза и балетную пачку.