Филя разразился громким плачем.
- Ну, ну! Опять фонтаны, - Авдеев принялся шарить руками по пиджаку в поисках платка. - Филя, успокойся. Тебе вредно волноваться, ты нездоров. Натерпелся, вот у тебя и нервический припадок. Давай я доктора позову? Сделает укольчик, тебе полегчает.
- Почему вы мне не верите? Я убил его, убил... Все кончено, жизнь кончена.
- Подожди прощаться с жизнью! Хочешь, чтобы я тебя отвез в участок?
Филя мотнул головой.
- Тогда чего тебе?
- Ничего, - Филя встал, вытер глаза рукавом и твердо сказал. - Мне пора. Прощайте, Ромэн Аристархович.
- Еще свидимся, - кивнул ему Авдеев, торопясь к выходу.
«Вряд ли!» - подумал Филя, скорбно волочась назад в палату. Наказания не будет, значит, и искупление невозможно. Тромб, видите ли, оторвался! Хитер Додон, нечего сказать. Умеет обтяпывать делишки так, что все шито-крыто. Что же делать? Податься в монастырь? Кинуться с моста?
В палате было полно народа - со всех окрестных палат собрались. Атлант вольготно раскинулся на стуле, босые ноги топорщились в прохудившихся тапках. Вокруг на табуретках расположились слушатели.
- И вот я смотрю - она юбки задирает. Одну, другую, третью.
- Брешешь! Не бывает на бабах столько юбок! - сказал плюгавый мужичок в майке-алкоголичке.
- Вот те крест! Подняла она, значит, юбки, а под ними у нее - хвост рыбий. Я к двери, а она как захохочет. Иди, говорит, ко мне, мой белый хлеб.
- Трепло! - презрительно протянул рыжеволосый парень.
- Шарман! - откликнулся профессор, кутаясь в одеяло, как в тогу.
- Не любо - не слушай, а врать не мешай, - пробасил дородный усач. На шею он зачем-то намотал цветастое полотенце.
Филя прошел мимо них и лег на кровать. Потолок был грязно-желтый, в подтеках. Пятно побольше напоминало по форме Африку, пятно поменьше - Австралию.
Гости Атланта пошумели и разошлись, оставив после себя запах табака, немытых подмышек и лекарств.
- Унываешь? - спросил Атлант. - Не время, сынок. Будешь бодрый - скорее поправишься.
- А я, может, вовсе не хочу поправляться! - резко сказал Филя и с вызовом уставился на Атланта. Тот не отвел взгляд.
- Решил сигануть на березу, как профессор?
- Да!!
- Ты эти мысли брось. Нельзя себя жизни лишать, Господу Богу это противно.
- Я теперь не в его юрисдикции, - запальчиво сказал Филя. Атлант в задумчивости почесал в затылке.
- Юридикция, она того, а ты этого... Бога не гневи.
Филя махнул рукой и отвернулся к стене.
- Я знаю, что ты натворил, - прошептал Атлант, склоняясь к самому его уху. - Но и для убивцев есть спасение.
Филя так и подскочил.
- Вы подслушивали!
- Обижаешь, - сказал Атлант. - К чему? Я и так все вижу. Смертоубийство - страшный грех. Плоть вопиет, душа мается, ангели небесныя плачут. Господь ручкой белой от тебя загородился, не смотрит. А без присмотра человек плутает да и в яму катится. Молодой ты, а уже пропал. Котлы тебя ждут смоляные, вонь и тлен.
- Ничего, к вони мы привыкшие. А ангелы пусть плачут, раз им заняться больше нечем.
- Озорник! Нешто не каешься? Ты ведь не разбойник, не злодей. Соблазнил тебя лукавый, а кто слаб верой, тот и поддается.
- Как вы поняли? - спросил Филя.
- Знак увидел. Доктор пеленочку отвернул, я и подглядел. Не нарочно, глаз метнулся. Ты чешуйки не скобли, они теперь не сойдут. А оторвешь - втрое больше вырастет. Совсем запаршивеешь.
Филя почувствовал, как в горле встает плотный ком.
- Что же мне делать?
- Я вот что тебе скажу, - тихо и печально произнес Атлант. - В чудища коротка дорога, а обратно длинна и корява. Покаяние, строгий пост, молитва ежечасная. И добрые дела - милостынька, вспомоществование матушке-церкви. Соседям мал-помалу вещички раздавай.
- Вы смеетесь? У меня и так ничего нет! Гол как сокол.
Атлант задумался.
- Тогда в иноки иди.
- Не возьмут. Поп из церкви поганой метлой прогнал.
- Стало быть, нет тебе пути назад. И-их! Как же тебя угораздило с нечистым связаться?
- Я и не связывался, он сам прилетел. Что, думаете, мне хотелось этого? Иконы собирался писать. Чистой жизни алка... искал. А теперь вот чешуей обрастаю, - и Филя горько всхлипнул. - Скоро в зеркале себя не буду узнавать. Подойду в один прекрасный день - а оттуда рыло свиное покажется.
- Свиное-то вряд ли. А ящериное могет. Грехи человеческого облика лишают. Оступишься, колыхнешься чуток, и рога полезут, шерсть пробьется. Особенно за ушами, там слабое местечко. Был у нас в слободе кузнец, ох и злой, скотина. Жену свою в железный ящик замуровал, а себе новую сделал. Пошел я к нему как-то раз лошаденку подковать, а он ко мне выходит - козел козлом, борода до пупа, вся в репейнике. Лошадка вырвалась и бежать, я тоже дал деру. Первым домой пришел.