Пит сидел сзади, нервно перебирая струны лютни. Каждый фальшивый звук заставлял его вздрагивать, словно он ждал, что я вырву инструмент и швырну его в пропасть. Филгарт, как всегда, молчал, но его взгляд скользил по моей колоде с подозрением. Он чувствовал перемену. Все чувствовали.
— Господин, — Филгарт прервал тишину, указывая на перекресток впереди. — Там.
Дорога расходилась на три направления, но центр перекрестка был усеян свежими костями. Человеческими. Над ними кружили вороны, каркая на непонятном диалекте мертвых.
— Вечеринка начинается, — я усмехнулся, но смех прозвучал чужим. «Умеренность» сгладила его, превратив в сухое покашливание.
Они вышли из-за скал, как тараканы из щели. Семеро. Грязные, голодные, с глазами, полными той животной жадности, что превращает людей в зверей. Главарь был крупнее остальных — широкоплечий детина с топором, на лезвии которого ржавчина соседствовала с запекшейся кровью. Его лицо украшал шрам, пересекавший левый глаз, который теперь слезился, глядя на нас мутным яблоком.
— Кошель или кишки! — зарычал главарь.
Раньше я бы разорвал их на куски со смехом. Теперь… Теперь я поднял руку, и «Умеренность» активировалась сама.
— Спи, — сказал я, и бандиты рухнули на землю, усыплённые магией баланса. Даже их дыхание синхронизировалось.
— Вы… вы их не убили? — Пит смотрел на меня, будто я отрастил вторую голову.
— Смерть нарушила бы равновесие, — ответил я, и мои собственные слова вызвали тошноту.
Филгарт ухмыльнулся:
— Может, теперь вы перестанете жечь деревни?
— Заткнись, пока я не выдернул тебе язык.
Но угроза прозвучала вяло. «Умеренность» душила мою ярость, как удавка.
Ночью у костра я пытался вырвать карту из колоды. Бесполезно. Она срослась с остальными, как паразит.
— Ненавижу, — я швырнул колоду в стену, но карты аккуратно вернулись в чехол.
— Она вам помогает, — Филгарт помешивал бульон, в который «Умеренность» заставила его добавить овощи вместо яда. — Вы стали… рациональны.
— Рациональность — для трусов и бухгалтеров.
— Зато мы до сих пор живы.
Я бросил в него кость. Он поймал.
— Видите? Раньше вы бы попали в глаз.
Пит фыркнул, но тут же затих под моим взглядом. «Умеренность» не одобряла конфликты.
Следующая засада встретила нас троллями-берсерками. Они мчались, круша скалы, но я активировал «Умеренность» вместе с «Силой».
— Замри.
Магия баланса сковала их тела, а «Сила» раздробила черепа. Без смеха. Без шуток. Методично, как мясник на заводе.
— Эффективно, — Филгарт подобрал троллий клык. — Но скучно.
— Следующего убью медленнее. Для развлечения.
Но я знал — не смогу. Карта не позволит.
Теперь колода шептала иначе. «Умеренность» дирижировала остальными картами, превращая хаос в симфонию. Даже «Шут» притих, его иллюзии стали… упорядоченными.
— Вы теперь как святой, — съязвил Пит.
— Святой с колодой Дьявола. Идеально.
Но в тишине ночи, глядя на карту, я чувствовал её истинную цену. Она не просто контролировала — она меняла меня. Стирала безумца, оставляя стратега. Хотел ли я этого?
— Нет, — прошептал я, сжимая карту. — Но игра ещё не окончена.
«Умеренность» дрогнула, но не отпустила.
«Умеренность» оказалась хуже, чем любая ловушка некроманта. Она не просто сковывала — она исправляла. Мои мысли, обычно прыгавшие, как блохи на раскалённой сковороде, теперь выстраивались в ровные ряды. Даже колода замолчала, придавленная её дланью. Я ненавидел это. Ненавидел тишину в голове. Ненавидел Питовы шутки, которые вдруг стали казаться… логичными.
— Господин Мрак, — Пит тыкнул в меня веткой, раздувая костёр. — Может, сегодня не будем жечь леса? А то в последний раз тролли чуть не поджарились…
— Заткнись, — буркнул я, но без привычной злости. «Умеренность» сгладила острые углы, превратив угрозу в совет.
Филгарт, сидевший напротив, ухмыльнулся:
— Нравится быть добреньким?
Я швырнул в него нож. Он воткнулся в дерево в сантиметре от его уха.
— Видите? — Филгарт вытащил клинок. — Раньше вы бы попали в лоб. «Умеренность» одобрительно дрогнула в колоде.
Ночью, пока другие спали, я вытащил проклятую карту. Ангел-демон смотрел на меня с усмешкой.
— Ты думаешь, контролируешь меня? — прошептал я, сжимая её. — Я — хаос. Я — безумие. Ты — пыль.
Карта вспыхнула, и я очутился внутри неё. Бесконечное пространство, где левое было правым, верх — низом, а голос «Умеренности» звучал отовсюду: