Дорога вилась через леса, Никлас щелкнул вожжами, заставляя лошадей рвануть вперёд. Повозка подпрыгнула на кочке, и Пит едва не вылетел в грязь, ухватившись за борт.
— Эй, псих! — он зашипел, вытирая болотную жижу с лица. — Может, сбавишь? Или тебе нравится, когда тебя трясёт, как мешок с костями?
Филгарт, сидевший рядом, усмехнулся, поправляя арбалет на коленях.
— Наш бард сегодня чувствителен. Может, он хочет песенку?
— Хочу, чтобы вы оба сдохли в огне, — Пит швырнул в него кость тролля, но промахнулся.
Колода заурчала. Не зов — щекотка. Как паук, ползущий по рёбрам.
— Погоди, — я достал «Умеренность». Карта дрожала, цепляясь за сознание: «Север. Болота. Там что-то есть».
— Мы сворачиваем, — рявкнул я.
Лес сомкнулся над нами, как гроб. Воздух густел от запаха гнили и серы. Лошади фыркали, увязая в чёрной жиже, а Пит матерился, вытирая болотную слизь с лица.
— О, мило, — Филгарт потрогал арбалет. — Здесь явно живут гостеприимные психопаты.
— Наконец-то мои люди, — я раздвинул завесу лиан, открывая руины храма.
Полуразрушенные колонны, поросшие мхом, статуи с отбитыми лицами, а в центре — фигура в плаще. Капюшон скрывал лицо, лишь бледный подбородок и усмешка виднелись в тени. В одной руке — фонарь с синеватым пламенем, в другой — посох, испещрённый ядовито-зелёными рунами.
— Привет, призрак, — я вытащил нож. — Ты тут застрял или ждёшь меня?
Он поднял посох. Руны вспыхнули, и болото зашевелилось. Из трясины выползли тени, обвивая наши ноги.
— Красиво, — фыркнул я, активируя «Силу». — Но я не люблю танцевать с незнакомцами.
Парень поднял фонарь. Свет выжег на полу руны — «Отшельник» и стены хижины поползли, превращаясь в зеркала.
— Опять? — я зевнул. — Надоело.
Отражалось всё, что я ненавидел:
Детство. Без друзей.
Работа. Коллеги хуже крыс.
Дэфа в шкафу: «Ты всегда будешь один».
Отшельник шагал за мной, фонарь выжигал на полу руны:
— Ты прячешься за безумием. Боишься услышать тишину.
Я разбил кулаком отражение с цепями.
— Тишина — для мёртвых. А я ещё дышу.
Тени из стен поползли наружу — мои копии, бледные и пустые. Они шептали хором:
— Один. Навсегда.
— Надоели! — «Сила» ударила в ближайшую тень, но кулак прошёл сквозь неё.
Отшельник засмеялся, голос звенел, как лёд под сапогом:
— Здесь ты слаб. Здесь ты — никто.
Колода взвыла. Кара «Повешенный» рванула цепи, связывая «Отшельника».
— Думаешь, это поможет? — я швырнул карты в него.
Он поймал их, но «Шут» уже выстрелил иллюзией: Отшельник увидел себя — юным, дрожащим в подземелье, с фонарём в трясущихся руках.
— Нет! — он замахал посохом, но тени обратились против него.
Я вырвал фонарь и раздавил сапогом.
— Одиночество — моя крепость. А ты — мусор под её стенами.
Руины рухнули, оставив нас в болоте. В руках — новая карта: «Отшельник». На ней парень в плаще стоял среди развалин, фонарь освещал кости под ногами, а посох вонзался в трясину.
— Зачем она вам? — Пит тыкал в карту. — Вы и так ненавидите всех.
— Теперь я могу наслаждаться этим в тишине, — я активировал карту. Звуки болот умерли. Пит открывал рот, но слов не было. Даже Филгарт замер, привычно щупая арбалет.
Мир стал идеальным. Ни визга, ни стонов. Только я и тишина.
«Отшельник» оказался полезной сволочью. Стоило активировать карту — и всё вокруг замирало. Ни криков, ни молитв. Только шелест ветра и мои мысли, громкие, как гром.
В тишине наконец слышно себя.
Глава 12
Верховный Жрец
Руины храма рухнули, словно карточный домик, оставив после себя лишь груду камней и болотную жижу, вязкую, как совесть священника. Я стоял, сжимая в руках карту «Отшельник». Её поверхность была холодной, но не ледяной — скорее, как прикосновение мертвеца, который ещё не понял, что умер. Парень в плаще с капюшоном, почти полностью скрывающим лицо, смотрел на меня с картона. В одной руке он держал фонарь с синеватым пламенем, в другой — посох, покрытый трещинами и рунами, светящимися ядовито-зелёным. За его спиной возвышались руины, утопающие в болотной мгле. Казалось, даже нарисованный туман шевелился, пряча в своих клубах тени с глазами-щелями.
— Эй, Мрак, — Мадвис ткнул пальцем в карту, оставив жирное пятно. — Этот тип похож на тебя. Только симпатичнее.
Я развернулся и швырнул в него ледяным шаром. Он упал в трясину, чавкнув, как перезрелый фрукт.
— Теперь вы близнецы, — процедил я, разглядывая карту. — Оба уроды.
Филгарт, сидя на обломке колонны, чистил арбалет. Его пальцы, привыкшие к смерти, двигались механически.