— Что она делает? — спросил он, не отрываясь от работы.
— Убивает шум, — я активировал карту.
Звуки исчезли. Не просто исчезли — их словно вырвали с корнем. Мадвис, вылезавший из грязи, открыл рот, но его слова растворились в тишине. Его брови поползли вверх, и он нахмурился, впервые за вечер.
Это было прекрасно.
— Видишь? — я подошёл вплотную, чувствуя, как безумие пульсирует в висках. — Теперь ты даже не шепот. Ты — ничто.
Я подошёл к Мадвису и пнул его сапогом. Он отлетел к руинам, но падение было беззвучным, как в проклятом сне. Его лицо исказилось от ярости, губы складывались в знакомые проклятия, но мир оставался немым.
Он попытался встать, но я наступил ему на грудь, прижав к мокрому камню. Его пальцы впились в мою голень, но боль была приятной — напоминанием, что я всё ещё жив.
— Скучаешь по своему голосу? — я вынул из кармана кость тролля и бросил ему в лицо. — Попроси, и я верну его. Но учти — первое слово будет последним.
Мадвис замер, его глаза метались между мной и картой. Потом он кивнул.
Я деактивировал «Отшельника».
— … ублюдок! — его голос прозвучал оглушительно, как взрыв после тишины. — Ты совсем ебнулся⁈
— О, как я скучал по твоему визгу, — я рассмеялся, — Напомнил мне кота под колесом телеги.
Мадвис щёлкнул пальцами. Воздух сгустился в лезвия из льда, но я уже активировал «Силу». Кулак пробил магический барьер, как бумагу, и врезался ему в живот. Мадвис согнулся, выдыхая весь свой пафос в болотную жижу, кровь стекала по подбородку, но он усмехался. Его губы шевелились без звука:
«Ты слаб»
Я деактивировал карту. Звуки вернулись, и его смех заполнил болото:
— Ты правда думаешь, что контролируешь это? — он вытер кровь рукавом. — «Отшельник» — ключ, а не оружие. И ключ этот откроет не ту дверь.
— Мне нравятся неправильные двери, — я вытащил нож, ловя отражение его глаз в лезвии. — С них начинается веселье.
Мадвис поднял руку, и тени вокруг сгустились, приняв форму когтистых лап.
— Попробуй.
Тени ринулись вперёд, но я активировал «Отшельника» снова. Тишина поглотила всё, даже шелест магии Мадвиса. Его создания замерли, ослеплённые отсутствием звука.
— Ты проиграл, — я прошептал, подходя к нему. — Твои трюки работают только на шуме.
Он щёлкнул пальцами. Ничего. Руны на перчатках погасли.
— Забавно, — его губы изогнулись. — Но я не нуждаюсь в магии, чтобы убить тебя.
Он выхватил кинжал из-за пояса и бросился вперёд. Лезвие блеснуло в синеватом свете фонаря, но я поймал его запястье, выкручивая до хруста. Кинжал упал в грязь.
Мадвис засмеялся, и в его глазах мелькнуло что-то, что я не ожидал: уважение.
— Ты интереснее, чем я думал. Ладно, убедил, — он оттолкнул меня, поднимая кинжал.
Филгарт поднял арбалет, целясь в туман:
— Господин, тролли. Чувствую запах.
— И я, — я активировал карту снова. Тишина накрыла болото, как саван. — Теперь они нас не услышат. Но почуют.
Тролли вышли из тумана — три горбуна с дубинами из костей. Их жёлтые глаза сверлили пустоту, ноздри раздувались, ловя запах. Мы стояли в тени руин, и я видел, как их взгляды скользят мимо, будто мы — призраки.
— Иллюзия, — прошептал я, хотя звука не было. «Отшельник» дрогнул в руке, и стены храма ожили. Тени поползли по камням, принимая формы троллей-скелетов, чудовищ с клыками изо льда, демонов с глазами-воронками.
Тролли зарычали, но их рёв растворился в тишине. Они бросились на фантомы, дубины рушили камни, но удары проходили сквозь иллюзии.
— Забавно, — я наблюдал, как самый крупный тролль размахивает дубиной, круша собственного сородича. — Они как дети, которые дерутся с тенями.
Филгарт поднял арбалет, но я схватил его за руку.
— Не надо. Пусть повеселятся.
Один из троллей, поняв, что бьёт воздух, рванул к нам. Его клыки блестели слюной, но я активировал «Силу». Кулак врезался ему в горло, сокрушая хрящи. Тролль рухнул, не издав звука.
— Скучно, — я пнул труп. — Даже похрюкать не успел.
Мы разбили лагерь у подножия руин. «Отшельник» лежал на камне, её синеватый свет смешивался с пламенем костра. Мадвис, всё ещё злой, ковырял в зубах костью:
— И как долго эта штука может молчать?
— Пока не надоест, — я бросил в огонь ветку. Пламя взметнулось, но не затрещало. — Или пока я не решу, что пора послушать твой вой.
— А если… — он замолчал, переваривая мысль. — Если оставить её навсегда?
Я повернулся к нему, чувствуя, как «Умеренность» дёргается в колоде.
— Хочешь вечной тишины? — я ухмыльнулся. — У меня есть нож. Могу помочь.