Филгарт выстрелил не глядя. Болт пронзил карту, пригвоздив её к скале. Из прокола хлынула струйка чёрной жидкости. Капли, падая на камни, выжигали в них миниатюрные лица — все с открытыми ртами в немом крике.
— Интересная реакция, — пробормотал я, подбирая окровавленный болт. Металл был холодным, несмотря на пламя. — Может, использовать как чернила? Написать любовное письмо королеве троллей.
Ночью мне приснился «Верховный жрец».
Сон начался с запаха ладана — густого, удушливого, как рука мертвеца на горле. Я стоял на краю бездны, где скалы плавились в чернильную тьму, а звезды над головой были слепыми бельмами в глазницах неба. Воздух вибрировал от неслышных молитв, и я понял, что стою не на камне — на гигантской раскрытой ладони, пальцы которой уходили в облака из пепла.
Жрец стоял на краю пропасти, его маска треснула, из щелей сочился дым.
— Ты не понимаешь… Мы могли бы править…
— Над чем? — моя тень засмеялась первой, обгоняя губы. — Над стадом баранов, которые молятся на пепел? Или, — я пнул летающую голову, та врезалась в жреца, оставив вмятину на маске, — над этим цирком уродов?
Маска распалась на части, обнажив лицо — мое лицо, но с глазами как у Пита, когда он врет.
Он шагнул вперёду, но я активировал «Шута». Иллюзия гигантского горна материализовалась с хриплым рожком пивной таверны. Он протрубил ему прямо в ухо, выдувая клубы сажи с танцующими скелетиками. Жрец застыл, его тело начало трескаться, как пережаренный фарфор.
Проснулся от крика, в котором смешались ярость и детский плач. Воздух пах гарью и медным привкусом страха. Питер метался у потухшего костра, швыряя в темноту обугленные поленья. Его тень на скале имела слишком много рук.
— Крысы! Проклятые крысы в рясах! — он тыкал дрожащим кинжалом в сторону валунов, где маячили тени в рваных мантиях. Их глаза горели тускло-желтым, как гнилые яблоки, оставленные на алтаре забытого божества.
Филгарт уже стоял с арбалетом, болт дрожал на тетиве.
— Их шестеро, — пробурчал он, целясь в глазницу ближайшего культиста. — Нет, семеро. Восьмой… сливается со скалой.
Я потянулся за колодой, чувствуя, как «Жрец» пульсирует горячее других карт. Его золотая окантовка жгла пальцы, оставляя узоры как от стигматов.
— Ваш бог мёртв, — зевнул я, намеренно громко, чтобы эхо понесло слова к руинам храма. — Но я могу устроить вам… свидание.
Карта вырвалась сама, разрезав воздух серпом из синего пламени. Культисты замерли в неестественных позах — один замер в прыжке, другой с искривлённым в немой молитве ртом. Их глаза вспыхнули ярче, превратившись в фонари, освещающие мне путь к трону.
— Поклонитесь, — прошептал я, и карта взорвалась ослепительным светом.
Тела скрипнули, как пересохшая кожа, скручиваясь в ритуальные поклоны. Головы ударились о камни — первый культист разбил череп о валун с мокрым хрустом, второй сложился пополам, сломав позвоночник с щелчком рассыпающихся четок. Воздух наполнился хором хруста — словно детская, играющая в кости святыми мощами.
— Прекрасная проповедь, — Пит пнул ближайший труп, из которого высыпались сухие черви. — Особенно финал про хрустящие мощи.
Филгарт подошел к последнему умирающему. Тот шевелил губами, выдувая пузыри крови, складывающиеся в руну проклятия.
— Спроси, — кивнул я, разглядывая карту. На ней теперь была трещина, повторяющая путь моего клинка во сне.
Фил приставил болт к виску культиста:
— Кто послал?
Тот захихикал, выплевывая осколок зуба:
— Он… уже… в тебе…
Я вздрогнул. В животе зашевелилось что-то холодное. «Верховный жрец» дрогнул, и вдруг все трупы одновременно повернули головы на 180 градусов. Их рты открылись, и из глоток выползли змеи с огромными зубами.
— Ненавижу театральности, — вздохнул я, активируя «Смерть». Карта завыла, как сирена, и змеи взорвались брызгами черной слизи.
Пит, бледный, тыкал ножом в свой плащ, где одна из тварей оставила дыру:
— Это они так благословляют? Надо было взять плащ с индульгенцией!
Филгарт вдруг схватил меня за руку. Его пальцы были холодны как могильный камень:
— Твои глаза…
Я поднес к ним клинок, используя как зеркало. В зрачках плавало золотое кольцо — точь-в-точь как на маске жреца.
— Побочный эффект, — соврал я, чувствуя, как карта смеется у меня в колоде. — Как веснушки от поцелуя демона.
Рассвет застал нас за очисткой лагеря от трупов. «Верховный жрец» лежал на алтаре из сумок с провизией, тихо напевая гимн на языке, которого не должно было существовать.