Дэфа стояла на крыше Колесницы, её коса касалась дыма костра.
— Преданность? — Она прыгнула вниз, платье из теней обвило её, как вторую кожу. — Ты путаешь рабство с верностью.
Шеон зашипел, цепи зазвенели, но Никлас появился раньше. Его плащ взметнулся, накрыв Дэфу. На секунду всё погрузилось в кромешную тьму — не просто темноту, а пустоту, высасывающую надежду. Послышался крик. Когда свет вернулся, Дэфа стояла на коленях, её коса треснула.
— Ты… — она выдохнула, впервые без насмешки.
Никлас стоял за её спиной, лезвие из тени приставлено к её горлу.
— Мой хозяин запретил убивать тебя, — произнёс он монотонно. — Но я могу сделать исключение.
Дэфа рассмеялась, но смех дрожал.
— Твоя тень глубже, чем кажется, Мрак. Интересно, что в ней прячется?
Я щёлкнул пальцами. Никлас отступил, растворившись. Дэфа исчезла, оставив лишь ледяной шрам на броне Колесницы.
Колесница въехала в очередной городок на закате, её колёса, замаскированные под обычную повозку, мягко стучали по булыжникам. Дым из трубы кабака вился в небо, смешиваясь с запахом жареной баранины и мокрой соломы. На крыльце трактира «Три совы» сидел старик с дудкой, наигрывая грустную мелодию. Его песня оборвалась, когда Никлас шагнул из тени, распахнув дверь.
— Здесь, — произнёс он монотонно, указывая на табличку с выцветшей совой.
Миали вышла из повозки, её тени слились с сумерками. Она посмотрела на меня, затем на Дэфу, которая уже стояла у двери, опираясь на косу. Их взгляды пересеклись — холодное молчание.
В трактире за стойкой, обитой медными заклёпками, стояла хозяйка — женщина лет сорока с лицом, словно высеченным из гранита. Увидев Никласа, она попятилась, чуть не уронив кружку.
— Комнаты, — сказал я, бросая на стойку мешочек серебра.
— В-все заняты, — выдавила она, но Никлас шагнул вперёд. Его плащ коснулся её руки, и женщина замерла, её глаза остекленели.
— Освободите второй этаж, — произнёс он.
Она кивнула, как кукла, и поплелась будить постояльцев.
— Эй, это нечестно! — Шеон прыгнул на стул. — Я бы просто поджёг пару комнат — так же веселее!
Дэфа села у камина, положив косу на стол. Миали заняла место напротив, её пальцы барабанили по рукояти кинжала.
— Зачем мы здесь? — спросила Миали, не отрывая взгляда от Дэфы.
— Отдых, — я развернул колоду. «Колесница» показывала трещину на одной из спиц — нам требовался кузнец.
— Отдых? — Дэфа усмехнулась. — Ты забыл, что такое усталость.
Она была права. Бессмертие стирало понятия времени и утомления. Но я помнил запахи, звуки, вкусы — они напоминали, что когда-то я был человеком.
Миали разворачивала мои вещи, её тени гладили плащ, выбивая пыль. Дэфа стояла у окна, наблюдая, как городок погружается в темноту.
— Почему ты её терпишь? — Миали кивнула на Дэфу.
— Потому что она не задаёт глупых вопросов, — ответил я, снимая перчатки.
Дэфа повернулась, её коса блеснула в свете луны:
— Он терпит нас обеих. Потому что мы — его тени. Даже если одна из них… назойливее.
Миали щёлкнула пальцами. Тени взметнулись, прижав Дэфу к стене.
— Ты не тень. Ты — инструмент.
— А ты — ревнивая собачка, — Дэфа не сопротивлялась. — Но даже собаке иногда перерезают глотку.
Я хлопнул ладонью по столу. Тени рассеялись, воздух задрожал.
— Хватит.
Они замолчали, но напряжение висело, как туго натянутая струна.
Я вышел во двор, где Никлас проверял Колесницу. Её деревянные панели покрылись трещинами — маскировка держалась плохо.
— Нужен мастер, — сказал он. — Здесь есть кузница.
— Утром, — кивнул я.
Из темноты донёсся шёпот. У колодца, под старым вязом, стояли двое: мужчина в плаще и девушка с ребёнком на руках.
— … снова видел их в лесу, — дрожал мужчина. — Они ходят по кругу, словно ищут…
— Молчи! — девушка оглянулась. — Если они услышат…
Никлас исчез, появившись за их спинами. Его пальцы сомкнулись на плечах мужчины:
— Говорите.
Те рассказали о «тенях» — фигурах в чёрном, которые неделю рыскали у старой мельницы. Пропадали люди: сначала пьяницы, потом обычные горожане.
— Интересно, — пробормотал я.
Первый луч солнца пробился сквозь щели ставней, разрезая темноту комнаты на полосы пыльного света. Я открыл глаза, чувствуя, как холодок бессмертия струится по венам — ровный, неумолимый, как течение подземной реки. Миали уже не спала. Она стояла у окна, её тени ползли по полу, ощупывая каждую доску.
— Ты слышал? — спросила она, не оборачиваясь.
Я прислушался. Городок просыпался: где-то хлопнула дверь, заржала лошадь, старуха на улице ругалась с кем-то, требуя вернуть украденную курицу. Но под этим — другой звук. Глухой, ритмичный.