Что она показала:
Шеон, прикованный к дереву в детстве, но теперь его цепи — часть веселья, а не боли.
Миали, разговаривающая с тенями, которые оказались… её воспоминаниями о погибшей сестре.
Дэфа, целующая лезвие, потому что когда-то поклялась защищать тех, кто не может.
И я… с колодой в руках, но не как повелитель, а как путник, которому нужна их компания.
Карта не дала ответов. Она напомнила, что даже в нашей безумной команде есть невидимые нити, связывающие нас. И этого пока достаточно.
— Красиво, — раздался голос Дэфа. Она наблюдала из темноты, облокотившись на колесо. — Но спрячь эту штуку. А то Шеон правда заставит нас обниматься.
Я усмехнулся. Где-то впереди ждали новые дороги, странные встречи и города. Но сегодня хватило и этого — маленькой правды под шум костра.
Мы покинули городок на рассвете, оставив за спиной дым из печных труб и пересуды о «странных путниках». Дорога вилась вдоль реки, узкая и ухабистая, но Никлас правил лошадьми так ловко, будто читал каждую кочку. Шеон, как обычно, устроился на крыше, напевая похабные частушки, а Пит дремал, прикрыв лицо шляпой.
— Эй, предводитель! — Шеон швырнул в меня яблочную огрызку. — А если мы свернём к руинам вон на холме? Говорят, там призраки золото стерегут!
Дэфа, сидевшая рядом со мной, вдруг тронула моё плечо:
— Ты сегодня тише воды. Карта снова шепчет?
Я кивнул. «Влюблённые» лежали в колоде отдельно, обёрнутые в чёрный шёлк. С тех пор, как я использовал её в городке, она словно тянула меня в чужие сердца, как магнит.
— Может, выбросим её? — Миали, до этого молчавшая, провела пальцем по лезвию кинжала. — Вещи, которые лезут в душу, редко приносят добро.
— Но тогда мы не узнаем, кто тебя втайне любит! — Шеон кувыркнулся с крыши, приземлившись рядом. — Например, я подозреваю, что Пит…
— Убью, — пробурчал Пит, не открывая глаз.
К полудню колесница сломалась. Ось треснула на ухабе, и левое колесо отвалилось, покатившись в реку. Шеон, стоявший ближе всех, тут же прыгнул в воду:
— Не бойтесь, герой Шеон спасёт нас от пешей ходьбы!
Он вынырнул через минуту, держа колесо в одной руке и дохлую рыбину — в другой.
— Сувенир! — тряхнул он уловом, обрызгав всех.
Пока Никлас и Пит чинили ось, мы с Дэфой пошли в ближайшую рощу за сухими ветками для костра.
— Держи, — она протянула мне карту, которую я не заметил, как выронил. — Терять такие штуки опасно.
— Ты смотрела? — спросил я, замечая, как её пальцы дрогнули.
— Нет. Но… она зовёт. Как песня, от которой болит голова.
Вечером у костра случилось то, чего я боялся. Шеон, раззадоренный вином, схватил карту:
— Давайте узнаем правду! Кто тут в кого влюблён?
Он швырнул «Влюблённых» в огонь. Все замерли, но вместо пепла карта вспыхнула золотым светом.
Что мы увидели:
Пит, обнимающий старую флягу, как ребёнка.
Никлас, смотрящий на карту звездного неба с отметкой «Дом».
Миали, разговаривающую с деревом, на коре которого вырезано детское лицо.
Дэфа, стоящую перед зеркалом, где её отражение держит не косу, а ветку сакуры.
Шеон… смеющимся. Просто так. Без причины.
— Это… нечестно, — прошептал Шеон, и его голос впервые дрогнул. Карта упала в грязь, свет погас.
Той ночью никто не спал. Даже Пит молча сидел, чистя свой нож. Миали первая нарушила тишину:
— Дерево… это могила сестры. Её негде было похоронить.
— А фляга — единственное, что осталось от бабушки, — добавил Пит.
Дэфа встала и ушла в темноту. Я нашёл её у реки, где она бросала камешки в воду.
— Сакура… росла в моём саду, — сказала она, не оборачиваясь. — Я сожгла дом, когда ушла.
Утром мы ехали молча. Шеон не пел, Никлас не ругался на дорогу, Пит не пил. Только когда солнце поднялось выше гор, Шеон вдруг хлопнул себя по лбу:
— Эй, а где рыба-то? Я же её вчера поймал!
— Съели, пока ты ныл, — соврал Пит, и Миали впервые за сутки улыбнулась.
Карта «Влюблённые» лежала в моей руке, тёплая, как живая. Она не давала ответов. Но теперь я знал, что мы все носим свои тайны, как раны — и это нормально.
Колесница грохотала по каменистой дороге, поднимая тучи рыжей пыли. Солнце висело в зените, превращая доспехи в раскалённые сковороды. Даже Шеон притих, укрывшись под тряпкой, которую назвал «спасительным зонтиком от солнечной тирании». Только Филгарт, наш рыжий Шут, не умолкал ни на секунду.
— Вон, вон смотрите! — Он тыкал арбалетом в сторону холмов, где кружили коршуны. — Там точно засада! Или клад! Или засада с кладом! Надо проверить!