Я упал на колени, чувствуя, как «Императрица» гаснет. Но затем… теплая волна. Шеон положил руку мне на плечо:
— Эй, самовлюблённый призрак! А ну заткнись!
Его голос дрожал, но светлячок смеха пробился сквозь тьму. Дэфа встала рядом, коса блеснула.
Миали протянула руку, и тени обвили призрака:
— Ты проиграл. Он не один.
Зеркало треснуло. Призрак взвыл, рассыпаясь на осколки. Карта «Солнце» упала мне в ладонь, горячая, как кусочек светила.
Когда мы выбрались наружу, деревня уже не была прежней. На фресках храма засияло новое изображение — солнце, встающее за спиной путника, идущего с товарищами.
Старуха ждала у входа. Её слепые глаза теперь сияли золотом:
— Ты помнишь свет, — она коснулась моего лба. — Теперь дари его другим.
Долина Вечной Ночи вздрогнула. Трещины на небесном своде раскололи тьму, и первый луч солнца упал на землю. Деревья зашелестели листьями, которых не было минуту назад.
Шеон засмеялся, ловя ладонью солнечный зайчик:
— Смотрите! Я поймал кусочек света!
У костра той ночью мы молча смотрели на карту. На ней был изображён ребёнок, танцующий под солнцем, а за ним — силуэты пяти фигур.
— Значит, теперь мы часть твоей колоды? — спросил Филгарт, чистя арбалет.
— Нет, — я убрал карту. — Вы — те, кто делает её сильнее.
Где-то вдалеке завыл волк. Но теперь, с «Солнцем» в колоде и ночь уже не казалась такой бесконечной.
Глава 19
Суд
Колесница двигалась по степной дороге, оставляя за собой два ровных следа, которые тут же размывал ветер. Рассвет только начинал золотить горизонт, окрашивая кромку неба в нежные персиковые тона. Воздух пах полынью и влажной землёй — где-то близко прошёл дождь, не задевший нас.
Я сидел на облучке, наблюдая, как Никлас правит лошадьми. Его руки, привычно натягивающие вожжи, казались сейчас удивительно мирными. Раньше я бы не заметил этого. Раньше видел только угрозы, ловушки, поводы сжать кулаки.
— Эй, предводитель! — Шеон вывалился из-под брезента, потягиваясь. — Снилось, будто ты превратился в пушистого кота и мы гонялись за мышами по какому-то замку. Значение?
— Что тебе пора перестать есть перед сном, — сказала Дэфа, усмехнувшись.
Шеон фыркнул, но не стал спорить. Он прыгнул на землю, начав собирать полевые цветы — странная привычка, появившаяся у него после Долины Вечной Ночи.
Я следил за ним, ловя в себе необычное чувство: раньше его выходки раздражали, как наждак по нервам. Теперь же… Теперь я видел в них не глупость, а попытку сохранить свет.
Вечером, когда другие спали, я сидел у потухающих углей, перебирая колоду.
Колода лежала на коленях — привычный вес, ставший частью меня.
Огонь потрескивал, выписывая в темноте танцующие тени. Угли, словно крохотные солнца, жили своей последней жизнью, отдавая тепло в холод степной ночи. Я сидел, поджав ноги, и наблюдал, как искра, сорвавшись вверх, растворяется среди звёзд. Дэфа подбросила в костёр охапку сушёного кизяка. Пламя вздрогнуло, осветив её лицо — жёсткие скулы, шрам через бровь, глаза, всегда ищущие угрозу. Но сейчас в них было что-то новое. Спокойствие? Нет. Принятие.
— Ты стал реже проверять периметр, — она сказала без предисловий, как констатирует факт. — Раньше обходил лагерь каждый час.
Я провёл пальцем по краю «Императрицы», ощущая шероховатость позолоты.
— Раньше я слышал шаги за каждой скалой. Шорох каждой мыши казался когтями стражников Тьмы.
Пламя отразилось в её зрачках, когда она повернулась.
— А сейчас?
— Сейчас я слышу, как Филгарт ворочается во сне. Как у Никласа хрустит плечо при повороте. — Я кивнул на палатку, откуда доносилось тяжёлое сопение. — Он спит на правом боку, всегда.
Дэфа протянула руки к огню, будто пытаясь поймать тепло. Шрамы на её костяшках побелели от напряжения.
— Значит, доверяешь нам.
Это не было вопросом.
Филгарт высунулся из-под брезента, спутав рыжие волосы в сплошной колтун.
— О, ночные исповеди! Можно присоединиться?
— Спи, клоун, — буркнула Дэфа, но подвинулась, давая место у костра.
Он плюхнулся на землю, доставая из кармана горсть изюма.
— Значит, наш предводитель мучается угрызениями? Скучно. Я думал, будем обсуждать, как Шеон сегодня пытался приручить суслика.
Мы молча смотрели, как он перебрасывает изюминки в рот. Постепенно смех угас.
— Раньше ты убил бы его, — Филгарт указал на меня подбородком. — За то, что усомнился в твоём решении.
Дэфа напряглась, но я поднял руку.
— Правда.
Огонь потрескивал, выжигая неловкость. Где-то в степи завыл шакал — одинокий, протяжный звук.