Но колода в моей руке уже пульсировала, выталкивая наверх новую карту. «Суд» — на ней был изображён старец с весами в одной руке и вороном на плече. Корни дерева, растущего из его спины, опутывали земной шар.
Я приложил карту к обугленному дверному косяку ближайшей избы. Древесина затрещала, пепел осыпался, и за несколько мгновений дом восстановился — соломенная крыша, резные ставни, даже глиняный горшок с цветами на окне.
— Чёрт возьми! — Шеон прыгнул назад, чуть не уронив медальон Тайо. — Ты теперь и дома строишь?
Но деревня оживала дальше. Треснувшие дороги срослись, колодец наполнился водой, а на площади появился фонтан, которого раньше не было.
— Это не просто восстановление, — Миали коснулась стены. Её тени лизали свежую древесину, как щенки. — Здесь… есть память.
Из-за угла вышла девушка с корзиной яблок. Призрачная, полупрозрачная.
— Добро пожаловать в Лунный Перекрёсток, — она улыбнулась.
Призраки заполнили улицы. Дети гоняли обруч, старики играли в кости, женщины стирали бельё у фонтана. Но их глаза были пусты, а голоса — эхом из прошлого.
— Они не видят нас, — Дэфа прошла сквозь женщину, несущую хлеб. Та продолжала путь, роняя крошки, которые исчезали, не долетев до земли.
— Это не настоящее возрождение, — Филгарт пнул камень, который тут же вернулся на место. — Театр теней.
Карта «Суд» дрожала в моей руке, требуя большего. Я понял — чтобы оживить деревню по-настоящему, нужно пройти через их боль.
Я подошёл к призрачной девушке. Её образ дрожал, когда я коснулся картой лба.
Воспоминание ударило: она бежит по горящей улице, мечник — в доспехах с гербом Инквизиции — поджигает амбар. «За колдовство», — кричит, хотя знает: её отец отказался платить налоги.
— Прости, — выдохнул я, и карта вспыхнула.
Девушка обрела плоть. Яблоки в её корзине заалели, а в глазах появился блеск.
— Ты… — она отшатнулась, но потом улыбнулась сквозь слёзы. — Ты вернул мне выбор.
Её фигура рассыпалась в золотую пыль, а на месте деревни вырос дуб с резными листьями.
Колодец взорвался чёрной водой. Из него выползли тени с крючковатыми пальцами — духи, не принявшие искупления.
— Ты нарушил баланс! — закричала Миали, её тени сражались с одним из призраков. — Они хотят вернуться!
Я воткнул карту в землю. Корни дуба опутали деревню, утаскивая тени обратно в колодец. Последней исчезла девушка, махнув мне рукой на прощание.
Шеон сидел на корточках, дрожа. У него на ладони лежало яблоко — настоящее, сочное.
— Она дала мне, — прошептал он. — Сказала: «Для нового начала».
Мы разбили лагерь под дубом, чьи листья светились в темноте. Карта «Суд» теперь была тёплой, как живое сердце.
— Ты мог бы восстанавливать целые королевства, — Никлас чинил упряжь, кивая на карту.
— Но тогда мне пришлось бы пережить каждую их боль, — ответил я, наблюдая, как Дэфа сажает косточку от яблока в землю.
Филгарт бросил в костёр ветку, и искры взметнулись к листьям дуба, превращаясь в светлячков.
— Значит, в следующий раз подумаешь, прежде чем играть в бога?
— Нет, — я улыбнулся, впервые за долгое время. — Но буду готов заплатить цену.
Деревня осталась позади, но её эхо жило в нас — напоминание, что даже руины могут дать плоды, если найти смелость принять прошлое.
Степь дышала. Ковыль, серебристый от утренней росы, волновался под ветром, словно пытался что-то сказать. Колесница скрипела, в такт покачиваясь на ухабах, а Никлас, как всегда, сидел на облучке, вглядываясь в горизонт. Его руки, привыкшие к вожжам, теперь лежали на коленях расслабленно — словно впервые за долгие годы позволили себе отдых.
— Эй, бард! — Шеон щёлкнул пальцами перед лицом Пита, который дремал, облокотившись на мешки с провизией. — Спой что-нибудь, а? А то Никлас опять впал в свою «степную медитацию».
Пит, паренёк с лютней за спиной и вечным пучком соломы в волосах, зевнул, потягиваясь:
— Песни требуют вдохновения, а не пинков под ребро. — Он достал инструмент, провёл пальцами по струнам, и воздух наполнился мелодией, похожей на шелест травы. — Хочешь балладу о великом воине, который потерял штаны в битве с гусями?
Дэфа, чистившая кинжалы у костра прошлой ночи, фыркнула:
— Лучше спой о том, как кто-то заткнулся.
— О, леди Смерть заказывает музыку! — Пит вскочил, сделав реверанс. — Тогда послушайте историю о Чёрной Розе…
Он запел. Голос, бархатистый и глуховатый, сливался с завыванием ветра. Даже Никлас повернул голову, прислушиваясь. В балладе говорилось о воительнице, которая носила в сердце шип, пока не встретила дурака, умеющего смеяться над тенями.