Зеркало дрогнуло, показывая тот день, когда я нашёл Шеона в клетке на рынке рабов. Его смех, когда я разбил замок: «Эй, ты тоже здесь за бесплатной едой?»
— Потому что он напоминает мне… — я замер, осознав. — О том, что можно смеяться, даже когда мир рушится.
Зеркало вспыхнуло, и тьма рассеялась. В нём отразились все мы: Дэфа, чистящая клинки; Филгарт, рисующий усы на спящем Шеоне; Миали, чьи тени плели узор из света и теней.
— Ты не один, — прошептало зеркало.
Старейшина отказался отдавать карту.
— Орден хранит артефакты! — его пчёлы жужжали угрожающе. — Ты уничтожишь её, как всё, к чему прикасаешься!
Шеон вдруг вытащил из кармана камень, подаренный призраком из деревни:
— Вот! Он светится, когда рядом врут. Смотри…
Камень вспыхнул синим, направляя луч на старейшину. Тот отпрянул, а Арни засмеялся — первый искренний звук с нашей встречи:
— Вы же говорили, что карта «для блага Ордена». Но вы хотели продать её купцам с Южных островов!
Ропот пронёсся среди Пчёльников. Женщина в плаще с вышитыми пчёлами вышла вперёд:
— Правда? Ты собирался предать наш устав?
Старейшина зарычал, ударив посохом о землю. Пчёлы атаковали, но Миали слилась с тенями, создав щит. Филгарт выстрелил стрелой с флаконом лунной росы — жидкость, коснувшись роя, превратила их в стеклянные статуэтки.
— Довольно! — Арни встал между нами. — Я отдаю карту.
Он снял медальон и бросил его к ногам старейшины:
— Орден был моей семьёй. Но вы хотели, чтобы я стал жертвой.
Когда карта вплелась в колоду, Арни вздохнул с облегчением. Его ожоги начали затягиваться.
— Что теперь? — спросил он.
— Иди туда, где тебя не заставят жечь себя ради признания, — сказала Дэфа неожиданно мягко.
Когда мы покидали лагерь Шеон сунул Арни светящийся камень:
— Держи. Он поможет тебе не потеряться.
Старейшина наблюдал молча, а пчёлы в его улье затихли, словно осиротевшие.
Ночь опустилась на степь, как чёрный бархат, расшитый серебряными звёздами. Костер трещал, выплёскивая языки пламени, которые танцевали в такт шепоту ветра. Воздух пах полынью и дымом, смешанным со сладковатым ароматом сушёных ягод, которые Дэфа бросила в огонь «для уюта». Шеон растянулся у самого жара, подложив под голову свёрток с провизией, и уставился в небо, где Млечный Путь раскинулся, словно рассыпанная горсть алмазов.
— Интересно, они там тоже сидят у костра и смотрят на нас? — он ткнул пальцем в созвездие Путника, чей силуэт напоминал человека с посохом.
— Если сидят, то наверняка думают: «Гляньте-ка, вон тот рыжий дурак опять носки в огонь суёт», — Филгарт, сидевший на обрубке дерева, ловко поймал брошенный Шеоном камень. Его арбалет лежал разобранным на коленях, а пальцы механически чистили механизм от несуществующей пыли.
Никлас, как всегда, молчал. Он сидел чуть поодаль, спиной к скале, и точил кинжал. Ритмичный скрежет стали о камень сливался с треском костра. Его глаза, отражавшие пламя, казались медными монетами, брошенными в темноту.
Миали исчезла. Вернее, её физическая оболочка растворилась в тенях, оставив лишь лунный блик на краю лагеря. Но все чувствовали её присутствие — лёгкий холодок на затылке, шевеление волос, будто от невидимого дыхания.
Я перебирал колоду. «Мир» лежала поверх остальных карт, её зеркальная поверхность мерцала, подмигивая звёздами.
Первой нарушила тишину Дэфа. Она сидела, поджав ноги, и чистила яблоко крошечным ножом с рукоятью из оленьего рога. Лента, повязанная на запястье после битвы с культистами, болталась, как забытый флаг перемирия.
— Раньше ты не пил ничего, что не проверил на яд, — она протянула мне чашку с дымящимся чаем. Аромат мяты смешивался с чем-то горьковатым — полынью?
Я принял чашку, почувствовав тепло через грубую глину. Раньше я бы приказал Миали проверить её. Или незаметно вылил бы за спину. Но сейчас…
— Раньше я не доверял, — сделал глоток. Напиток обжёг горло, но согрел изнутри, как объятие старого врага, ставшего другом.
Дэфа усмехнулась, подбрасывая в костёр горсть сухих листьев. Они вспыхнули синим, осыпав её лицо мерцающими бликами.
Шеон перевернулся на живот, упёршись подбородком в ладони:
— Эй, а что если посмотреть в эту штуку? — он ткнул пальцем в «Мир». — Может, она покажет, где клад зарыт!
— Или как ты вчера штаны порвал, зацепившись за колючку, — Филгарт швырнул в него огрызком яблока.
— Ага, а потом ты нёс меня на спине, потому что я «ранен в бою»!
— Я нёс тебя, потому что ты орал, как поросёнок, и мешал спать!