— Представьте мир, где магия текла реками. Леса пели, горы дышали, а города парили в небе. Эйлирия. Оттуда пришли все наши сказки о феях, драконах, героях… — Пит бросил горсть пепла в воздух, и частицы сложились в силуэты летающих островов. — Но однажды в неё вползла Тьма. Не демон, не чудовище — нечто древнее, рождённое в пустоте между мирами. Боги назвали его Дьяволом.
Филгарт прислонился к колонне, скрестив руки:
— И началась война?
— Война? — Пит усмехнулся. — Это была бойня. Армии богов и людей шли на его замок, но падали, как скошенные колосья. Мечи ломались о его кожу, заклинания гасли в воздухе. — Пепельные фигуры в его руках рассыпались, превратившись в дым. — Тогда боги создали двадцать две картины. Не простые… магические ловушки. Они запечатали в них силу Дьявола, его армию, даже его дыхание.
Дэфа хмыкнула, проверяя остроту косы:
— И это сработало?
— Сработало. — Пит ударил по струнам, и звук пронзил тишину. — Но когда последняя картина закрылась, Эйлирия умерла. Картины превратились в карты — колоду Дьявола и пропали. Солнце погасло, реки стали чёрными. Боги, оставшиеся без веры, исчезли. А замок… — Он кивнул в сторону окон, за которыми висело серое небо. — Остался. Невредимый. Пустой.
Шеон дёрнулся, сглотнув:
— И что, эти карты… они настоящие?
— Колода Дьявола. — Пит улыбнулся без веселья. — Говорят, собравший все карты станет властелином тьмы. Или освободит её.
Тишина повисла гуще пепла. Даже Дэфа перестала точить косу.
— Мы уже в замке. И карты… — Их двадцать две.
Я кивнул головой, подтверждая ее мысли.
— Я собрал двадцать одну карту, осталось найти последнюю.
Миали шагнула вперёд, её тени поползли к дверям, словно чуя угрозу:
— Ты думаешь, мы…
— Не думаю. Знаю.
Арни поднял свой камень, светившийся теперь тревожным синим:
— Значит, легенда правдива? Мы можем…
— Проснуться, — закончил я и толкнул массивные двери.
Внутри время замерло. Ковры под ногами — мягкие, будто только что сотканные. Фрески на стенах изображали битвы, но краски не потускнели. В бальном зале даже вино в бокалах искрилось, словно налитое вчера.
— Здесь всё живое, — прошептала Миали, касаясь занавеса. Ткань шелестела, хотя ветра не было.
Шеон заглянул в серебряное блюдо с фруктами:
— Эй, они выглядят свежими! Можно попробовать?
— Если хочешь стать частью декора, — буркнул Филгарт, но сам потрогал рукоять ножа на столе. Металл был тёплым.
Я шёл вперёд, ведомый пульсацией в груди.
Мы вышли в зал с колоннами, уходящими в темноту. Черный трон, высеченный из цельного осколка ночи, возвышался на ступенях из мрамора, испещренного серебряными прожилками. Каждый шаг эхом отзывался под сводами, будто замок вздыхал, узнавая своего господина. Сердце заколотилось так сильно, что я едва слышал собственное дыхание.
Я уже стоял здесь. Не во сне, нет. Это было глубже. Как будто память, зарытая под тоннами пепла, вдруг вырвалась наружу. Вспомнился камешек с синей жилкой, лежавший на троне. Во сне я поднял его, и он повёл меня вверх, в башню… Я наклонился, провёл пальцами по холодному камню пьедестала. Трещина, крошечная, почти невидимая. И там — он. Тот самый камень. Синяя жилка пульсировала, словно в такт моему сердцу.
Камень лёг на ладонь, и по спине пробежал холодок. Я сжал его в кулаке и вышел в коридор.
Первые ступени лестницы были широкими, удобными, но уже через десяток шагов спираль сузилась. Я шёл, прижимаясь плечом к стене, чтобы не сорваться в чёрный провал слева. Камень под ногами неровный, будто его вырубали в спешке. Иногда попадались выбоины — следы давних шагов? Или просто трещины от времени, которое здесь всё-таки оставило шрамы?
Стены сначала были гладкими, но чем выше, тем чаще встречались следы резца. Кто-то высек здесь символы: переплетённые круги, звёзды с ломаными лучами, звериные морды с пустыми глазницами. Я провёл пальцем по одному из изображений — крылатый змей, обвивающий копьё. Края рисунка были острыми, будто закончили работу только вчера.
Лестница кружила, как воронка. С каждым витком воздух густел, наполняясь запахом старого пергамента и металла. Где-то выше позвякивали цепи — или это эхо моего дыхания? Остановился, прислонившись к стене. Резко вдохнул, будто вынырнув из воды. Сердце колотилось, а на стене, где секунду назад был лишь камень, проступил контур — часть фрески, стёртой веками. Глаз дракона, синий, как тот камешек.
«Я был здесь. Не во сне. Наяву».
Подъём становился бесконечным. Ноги горели, спина покрылась липким потом. Иногда я спотыкался о ступени, которые казались выше других — словно строители хотели замедлить тех, кто решится на этот путь. Стены давили, сужаясь до ширины плеч. Пришлось снять плащ, бросить его в пропасть слева. Он упал беззвучно, не долетев.