Всю дорогу мы молчали, но когда уже поднялись на мой этаж, я не удержался:
– Почему ты не ответила на моё сообщение и улетела?
Дёрнув бровью, Дани поинтересовалась:
– А почему я должна была отвечать?
– Ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос или только тогда, когда у тебя нет аргументов в свою защиту?
Хмыкнув, девушка сказала:
– Я не ответила, потому что не хотела. Мы провели вместе ночь – это факт. Мы договорились, что это останется в Лондоне – это тоже факт. Если бы я полетела с тобой – мы бы перенесли Лондон сюда. И вот это не вписывалось в наше соглашение.
– Соглашение? – переспросил я, – Что-то не помню, чтобы подписывал что-то.
Дани фыркнула:
– Ага, а ещё с нами не было свидетелей и юристов. Очнись, Нелу! Всё, мы вернулись к тому, что было до Лондона. До фестиваля.
Девушка отвернулась, явно собираясь подняться наверх и уйти к себе, но я схватил её за руку, притягивая к себе.
– А что, если я не хочу, чтобы всё было, как до Лондона? Это тебе не Танос и его щелчок. Нельзя просто взять – и откатить всё назад, как было до Скачка*.
– Ты пересмотрел фильмов про супергероев, Далка, – фыркнула Дани, – Но жизнь – не кино.
– Вот именно. Поэтому мы не можем просто притвориться, что ничего не было.
– Что ты хочешь? – спросила рыжая, глядя мне в глаза, но не делая попыток вырваться.
Чего я хотел? Слишком многого. И не всё поддавалось описанию. Но пока…
– Угостить тебя кофе, – ответил я, улыбаясь удивлению, промелькнувшему на чуть загорелом лице.
Не выпуская руки девушки, я открыл дверь своей квартиры и отступил, пропуская её вперёд. Дани вошла, с любопытством озираясь. Квартира в точности повторяла планировку её собственного жилья, с той только разницей, что мои хоромы были безликими и напоминали номер отеля. Плюс – я не делил их с соседями.
– У тебя… неплохо, – отметила она в итоге.
– Здесь пусто, – поправил я Дани, – Холодно и неуютно.
– Ну, это исправимо, – отозвалась Харрис, – Повесь парочку картин, поставь на подоконник горшок с растением. Можно ещё пушистый ковёр. И пару подушек на диван.
– Звучит неплохо. Займёшься дизайном моей берлоги? – предложил я, включая кофеварку.
– Вот ещё, – хмыкнула девушка, – Дизайн – не моя сильная сторона. Нашу квартиру обставляла Джек.
– Хм… и что же ещё не входит в список твоих сильных сторон? Мне казалось, ты умеешь всё.
С этими словами я протянул Дани кружку с кофе. Сделав глоток, она чуть улыбнулась, прежде чем ответить:
– Готовка. Меня никто не учил этому. Дома этим всегда занимался специально нанятый человек, а в частной школе и университете были чудесные столовые. Если бы не Джек – я бы либо заработала гастрит из-за фастфуда, либо умерла с голоду.
– Вот как. Любопытно.
Харрис открывалась для меня с новой стороны. Прежде всего с той, когда она легко шла на контакт. Нетипичное для неё поведение. Возможно, она устала после работы. Либо же факт того, что никого, кроме нас, в квартире не было, чуть ослаблял её так тщательно возведённые барьеры.
Допив кофе, я поставил кружку на стол, после чего протянул руку и аккуратно стащил с шеи Дани бандану. Та вздрогнула от моего касания, а после чуть наклонила голову, позволяя ткани соскользнуть. Моему взору открылась тонкая шея, которая выглядела, мягко говоря, пожёванной. Хотя, это, в принципе, так и было.
– Не стыдно? Оставлять такое летом, в жару? – поинтересовалась Дани, следя за моими действиями.
Я покачал головой:
– Ничуть.
Придвинувшись ближе, я коснулся пальцами багровых и фиолетовых отметин. По коже Дани побежали мурашки и она, вздрогнув, подняла на меня взгляд. В юности мне всегда говорили, что засосы – это признак неуважения к женщине. Особо консервативные семьи вообще утверждали, что это – клеймо проститутки. Я не был согласен с такими определениями, но и сам никогда не делал подобного. Дани стала первой. Первой, чья кожа настолько сильно манила и волновала меня, что простых поцелуев показалось мало. Первой, чьего внимания я так жаждал, что был готов заклеймить её, лишь бы она не была ни с кем другим.
– Ты ужасный человек, Нелу Далка, – сказала в итоге Дани, – Тебя не учили, что засосы – это знак неуважения к женщине? – повторила она ту самую мысль из моей юности.
– Учили, – не стал отпираться я, – Но мы ведь оба знаем, что это – чушь собачья.