Желтухин. От волнения как-то проголодался и, пожалуй, перекушу.
Входит Дуняша .
Варвара (Дуняше, подавая сюртук). Вот, пойди передай Илье Ильичу. Да не забудь сказать, что этот сюртук деда Михаилы Михайловича.
Дуняша . Деда Михаилы Михайловича.
Варвара . Подожди. Вот еще булавка в галстук. Эта, скажешь, булавка прабабки Аплечеевой. Иди. К жениху я и заходить боюсь. Вчера весь день пропадал на охоте. Дуняша говорит, вернулся поздно и ночью не спал.
Дуняша , взяв одежду, уходит.
Сейчас заперся наверху и не то бреется, не то так со зла чем-то скрипит. (В отчаянии.) Они с Анатолием ходили купаться, и я чувствую: что-то между ними произошло.
Желтухин. Вот и опять упали духом, Варвара Ивановна. Ай-ай-ай! (Прижимает к груди вилку с куриной ножкой.) Клянусь вам, все идет как по маслу. Все трения мною устранены. У супругов мир, а жених с невестой, как всегда перед венцом, чудят немного.
Варвара. Не такой, не такой ждала я свадьбы. Захожу, только что к Раисе, — сидит на постели, один чулок натянула, другой ногой болтает, и глаза шалые. Мать моя, говорю, бывало, раньше-то и дружки, и сватьи, и крестная, вся большая родня около невесты хлопочет. Каждую вещь, и чулочек и подвязочку наденут ей с молитвой. А ты сидишь одна, как сова, надулась. (Взглянув в окно, всплескивает руками.) Смотрите, смотрите, бежит, — фата на боку! (Кричит.) Раиса, Раиса! Не смей ты бегать по траве! Вот девчонка неслух! (Быстро уходит в сад.)
Желтухин (опять присев и оглядывая стол). Подумайте, чего еще человеку нужно? (Выпивает и закусывает.)
Входит Маша .
Маша. Абрам, я должна говорить с Ильей Ильичом.
Желтухин. Он бреется, к нему нельзя.
Маша. Пойди позови его. Скажи — на минутку.
Желтухин. Что ты, что ты, ангел мой! Хоть тресни, а не позову. После венца молодые сейчас же сядут на троечку, запылят и — до свидания. В свадебное путешествие вниз по Волге. Вообще, ты успокойся. Скушай поросеночка.
Маша . Да ты кем тут поставлен? Швейцаром тебя, что ли, наняли?
Желтухин. Прежде всего, я дворянин и порядочный человек и никакого безобразия в этом доме не допущу.
Маша. Я же только минуточку поговорю. Мне нужно, нужно видеть его.
Желтухин. Ей-богу, ты оставь Илью Ильича. Нас и так здесь едва терпят. Слышала, — нынче утром они с Анатолием, говорят, поругались.
Маша. Знаю.
Желтухин . Из-за чего?
Маша. Вот поэтому-то я и хочу с ним говорить. Он не смеет мной распоряжаться. Абрам, весь день вчера я искала его. Зачем он бегает? Чего он боится? Разве я лезу к нему? Сейчас увидел меня в окошко, весь так и потемнел. Может быть, я ему сказать хочу, что мне до него и дела нет.
Желтухин. Ты не пищи и не подпрыгивай. Выпей винца. Илья Ильич мужик и грубиян. На тебя и смотреть не хочет, и очень хорошо.
Маша. Хочет он, хочет глядеть на меня! Не смеешь так говорить! И женится только со зла. Иди зови.
Желтухин . Нет.
Маша (ударяет по столу). С ума сойду!
Желтухин. Тише. (Испуганно оглядывается.)
Маша. Такая тоска, ночь у меня на душе!
Желтухин (в ужасе). Марья! Да ты не влюбилась ли в него? Сохрани Господи!
Маша. Не знаю… Такого со мной еще не бывало. Места себе не нахожу. Ненавижу вас всех. Не бывать этой свадьбе! Я на дорогу лягу.
Желтухин. Глупая, дикая баба.
Входит Варвара .
(Меняя тон.) Устрою свиданье, только молчи. (Громко.) Пойди выкупайся. (Толкает Машу к двери.) Поплавай, да подольше.
Маша уходит.
Вот, кстати, вы спрашивали, что такое Касатка? Это ее псевдоним.
Варвара садится и закуривает.
Скажем, если бы я решил пойти на сцену, то моя фамилия была бы не Желтухин, а Краснухин или Угар-Валдайский. С вашего позволения, съем еще и этого цыпленочка.
Варвара . Кушайте на здоровье. Представьте, какое безобразие: на усадьбе все пьянешеньки.
Желтухин. Зато цыпленок у вас — прямо необыкновенный цыпленок. Так и тает, шельмец. В общем, Марья Семеновна добрейшая женщина. А если и дерется иногда, то исключительно из доброты, чтобы словами не терзать. Конечно, и я в первую минуту был ошеломлен. Вхожу и вдруг — бац, бац по щекам. И где же? В дворянском доме, где даже простой мухе так, кажется, и скажешь: прошу вас, не приставайте ко мне, пожалуйста. Но Касатка в данном случае поступила очень тонко: одним ударом Анатолия с облаков — прямо на землю, и все по своим местам.