А Иллай растерян и удручен. Брови изумлённо нахмурены. И на щеках белые пятна. Не ожидал. Недоволен? Зол? Кажется, нет. Но ясно, что это не та встреча, которой бы он желал. И кулаки. Сжаты кулаки. Сердит? Всё ужасно.
Я сделала неловкий шаг назад, готовая броситься прочь. Я не хотела этого. Мне не нужна была правда. Мне достаточно было моей надежды.
Его взгляд на мгновение вспыхнул, он вдохнул через нос и хрипло выдохнул:
— Здравствуй.
Теперь не могла говорить я. Язык прилип к небу.
— Привет, — с трудом отозвалась я через долгие несколько секунд.
Кивнул медленно, не говоря больше ни слова. И выглядел при этом непозволительно, даже бессовестно. Человек, у которого есть совесть не будет носить волосы почти до подбородка, и наклонять голову так, чтобы они падали темной завесой на лицо. Он не отпустит волнующей щетины по краю, к которой непременно захочется прижаться щекой и провести по ней губами. Не расстегнет пуговицы на футболке, и… Я опустила голову и закрыла глаза рукой. Он был таким, каким я увидела его впервые. Невероятным.
Убрала руку, откинув волосы, взглянула с вызовом.
Брови чуть заметно дрогнули, но взгляда не отвёл. Так и стояли молча. Среди долгих холмов и пустынных гор. Между временем. Внутри плавилось, перегорая, оставляя пустоту, освобождая место новому. Как долго? Я не знала.
— Ты. Здесь, — Иллай посмотрел мне прямо в глаза. Сердце неожиданно очнулось и громко бумкнуло. Только раз.
Не похоже, что это был вопрос.
— Очевидно, — я цепко держалась за взгляд.
— Но почему? — и едва слышно: — Где же ты была всё это время?
— Вероятно, у меня есть здесь дело? — ответила вопросом на вопрос. Наверное, показалось.
— Я не должен был спрашивать, извини.
Качнула головой — ничего страшного.
— Кариму не следовало звать меня.
Я взглянула не понимая. Поняла. О, чёрт.
— Да. Не следовало, — мой голос предательски сел, и я почти шептала.
Теперь кивнул он.
— Что же ты намерен делать? — я чувствовала, как у меня дрожат ладони.
Господи, наплевать на все, броситься на шею, запустить руки в волосы, прижаться губами и любить до изнеможения, до отказа пульса.
Сглотнул, вздохнул судорожно, разомкнув губы. Кажется, у меня потемнело в глазах. Спросил тихо:
— А чего бы хотела ты?
— Мне нужно… в Кашитул, — сказала первое, что пришло в голову. Я, что, сама вспомнила это дурацкое слово?
— Со мной рядом — опасно, — произнёс как-то странно.
Неправда.
— Нет, опасно как раз со мной. Они приходят за странниками.
— Значит, мы оба представляем угрозу, — нахмурился в сторону.
— Похоже, что так, — с трудом получалось заставить голос не дрожать.
— Я провожу тебя. Так будет спокойней.
Кому как.
— Я могла бы сама. Но Карим…
— Да?
— Я не знала, что он позовёт тебя, — прошептала, опустив глаза. Не хватало, чтобы ты думал, что я его попросила.
— Я тоже не знал, что это ты.
Да он оправдывается так же, как и я!
— Если бы знал, не пришел бы?
Иллай взглянул исподлобья. Чего же ты молчишь? Хотя, ясно и так. Опустил голову и выдохнул:
— Нет.
Сердце бумкнуло во второй раз, снова больно ударив по рёбрам, и часто забилось, громким, нервирующим ритмом отдаваясь в зубах.
— Извини, я не хотела, — пробормотала, задыхаясь. — Просто покажи место на карте, я доберусь сама.
Больно.
— Это не очень близко.
— Неважно.
— Я не могу оставить тебя здесь. Одну.
— Думаю, можешь, — я почти взяла себя в руки. — И должен.
Иллай смотрел на меня оценивающе и напряженно.
— Вместе нам находиться не стоит. Ты сам сказал.
Он хмурился и молчал, не говоря ни слова.
— Уходи, пожалуйста.
В глазах борьба. Что же тебя останавливает? Боишься, замучает совесть, если я пропаду? Но ты даже не узнаешь!
— Ну же, прошу.
— Я это заслужил, — сказал, наконец, тихо, глядя в сторону.
И вдруг распрямился. Я видела, как напряглись мускулы, лицо вытянулось, осанка изменилась. Прошептал:
— Не шевелись! — и шагнул к моей левой руке. Я повернула голову и застыла. Около скалы, между двух пониклых ёлок стоял медведь.
Ели жались позади, словно извинялись: “Ну, упс. Хозяин”. Это был первый медведь, которого я видела, в моей жизни. И, возможно, последний, мелькнуло знакомым голосом, где-то далеко в голове.
Огромная, тёмная масса ужаса. Шерсть торчала клочками, вымазанная чем-то тёмным. Страшная пасть с каждым рёвом раскрывалась почти на сто восемьдесят градусов, обнажая синеватое небо и жёлтые клыки, каждый с мой указательный палец величиной. Он был слишком близко, чтобы я не могла этого разглядеть.