Выбрать главу

Все расходятся.

Сцена седьмая

Там же, в сумерках. Эгисф, затем Клитемнестра.

Клитемнестра: Эгисф!

Эгисф: Клитемнестра?

Клитемнестра: Что с нами будет?

Эгисф: Понятия не имею. Ты ему веришь?

Клитемнестра: Нет.

Эгисф: И я нет. Не может ревность погаснуть, как свеча, от одного порыва великодушия. Рано или поздно она снова о себе напомнит, и тогда нам несдобровать. Да и сейчас, я думаю, он с нами наверняка поведет себя не по-братски, или выставит из дворца или на чердаке комнатушку выделит.

Клитемнестра: Довольно и того, что он может Кассандру объявить царицей. Какое унижение… Но что же делать? Он скоро ванну принимать отправится, удобней мига быть не может. Удар кинжалом, от силы два, и кончено. Но кто поднимет руку на царя? Я? Недостататочно во мне отваги.

Эгисф: И я не в состоянии. Из-за детей. Они мне, как родные, стали за эти годы, да и я им люб. Какими глазами они посмотрят на меня, если я расправлюсь с их отцом. Нет, не могу.

Клитемнестра: Тише, кто-то идет. Лучше, если нас вместе не увидят.

Эгисф: Прощай, моя царица.

Клитемнестра: Прощай, мой бедный друг.

Эгисф уходит.

Клитемнестра: Кто это может быть? А вдруг Агамемнон идет мириться.

Входит Менетий

Менетий: Царица!

Клитемнестра: Ах это ты, Менетий?

Менетий: Госпожа моя, я перед тобою виноват. Мне надо было предупредить тебя, что царь все знает, однако я не осмелился, он строго запретил мне это. Но, к счастью, все обошлось.

Клитемнестра: Не знаю, не знаю.

Менетий: Конечно, я не говорю об унижении, которому он тебя подверг прилюдно. Каким же черствым надо быть, чтобы наложницу поставить выше супруги. Но это поправимо.

Клитемнестра: Каким образом?

Менетий: Я ее убью.

Клитемнестра: Нет, не надо крови.

Менетий: Но, царица…

Клитемнестра: А с какой стати тебе ее убивать? Что это тебе даст?

Менетий: Царица, я тебя люблю.

Клитемнестра: Ну и люби на здороьве. Зачем себя губить, месть царя навлекая на себя? Или ты намерен и его убить?

Менетий: Если прикажешь.

Клитемнестра: Нет, Менетий, тут и без этого у всех руки в крови. Хватит. И для чего мараться, я и так твоя. Обними меня, целуй, будем вместе радоваться жизни, а чем там занимаются мой муж с наложницей, какое нам дело.

Менетий: Так ты…

Клитемнестра: Действуй же! Хотя тут как на проходном дворе. Ощущение, что кто-то за нами наблюдает. Пойдем в мои покои. Какой ты молодой, красивый, сильный…

Клитемнестра и Менетий уходят. Через некоторое время входит Кассандра.

Кассандра: Жалкие ничтожества! У каждого есть причина покончить с царем, и все боятся. Кто мог подумать, что подобный народ завоюет Илион.

Голос Агамемнона: Кассандра! Кассандра, где ты?

Кассандра: А вот и завоеватель собственной персоной.

Входит Агамемнон в банном халате.

Агамемнон: Ах вот ты где, а я ищу, ищу. Уже думал, что кто-то с тобой все-таки расправился.

Кассандра: Нет, все в порядке. Просто не сидится мне. Видения замучили. Будто б я иду по дороге с вашим сыном и даю ему наставления.

Агамемнон: Вполне возможно, что так однажды и будет. Вскоре мы с тобой свои отношения оформим официально. Клитемнестре пинок под зад и пусть катится с Эгисфом куда-нибудь подальше, а мы поженимся, и ты действительно будешь воспитывать моих детей. Ты рада?

Кассандра: Безмерно.

Агамемнон: Вот и отлично. (Целует ее). Что ж, теперь пойду, полежу немного в ванне, всю дорогу о ней мечтал. А ты, чуть погодя, помоешь меня и умастишь добрым оливковым маслом. (Уходит, задерживается в дверях). Однако ловко я их приструнил, а? (уходит)

Кассандра: И что теперь? Стать его женой, царицей? Какое славное будущее! Тысячи девушек, ахейских, троянских, любых, визжали бы от радости. И как завидовать мне будут — надо же, рабыня, хоть и царской крови, но рабыня, ничто, пыль придорожная, царицу с трона сбросила и сама уселась… Но разве этого я жаждала?! Разве я — такая же ягница, как Андромаха, которая покорно разделила ложе с сыном убийцы мужа? Ну нет, тысячу раз нет! Люди могут мириться, но народы — никогда. (Достает кинжал) Народ, однажды побежденный, восстанет при первом удобном случае. А если он разбит совсем и вынужден скитаться по миру, и тогда найдется утешение — месть. Потому — трепещи Атрид! Да, умащу тебя, но не оливковым маслом, а твоею собственною кровью! (уходит туда же, куда Агамемнон)