– Старик, мне предложили нормальное «лаве», и я согласился, – говорил он мне, когда мы с ним летели в Хургаду; горящие путёвки оплачивал он. – Да, розы это класс, как говорится живые деньги, но ты знаешь, когда я продал эти грёбаные теплицы, то словно тонну груза с плеч сбросил. Такой с ними головняк был, пусть теперь у других голова болит по этому поводу.
Чем меньше времени оставалось до обозначенного вещуньей срока, тем чаще, длительнее и разухабистей становились Сашины загулы. Гуляй, купечество! И без того не слишком крупный бизнес уменьшился до прожиточного минимума. Во времена просветлений он заключал контракты, выполнял данные обязательства, прокручивал сделки, а потом словно вспомнив о несчастливом пророчестве, вновь пускался во все тяжкие. Заработанные или полученные от продажи своего имущества средства приятель не вкладывал в новые проекты, а либо тратил, либо давал в долг многочисленным друзьям, да и просто малознакомым людям. Под минимальный процент, а то вообще без всякого навара, под расписку и под честное слово, говоря: – Бери. Тебе они нужнее.
За срок прошедший после знакомства с бароном, моя жизнь претерпела кардинальные изменения. Холостяцкой разгульной жизни пришёл конец. Я женился, а спустя полтора года стал отцом семейства, главой маленькой ячейки общества, с трудом справляясь с взятой на себя ролью. С моими родителями супруга не смогла найти общий язык, а у тёщи в однокомнатной «хрущёвке» четверым жить было просто негде. Пришлось снимать квартиру, тут же на Воскресенке, за квартал от моего дома. Время от времени наши родители брали ребёнка к себе, но постоянно нянчится с ним, они не могли и не хотели. Мама жены заявила нам без обиняков: «Я ещё слишком молода, чтобы хоронить свою личную жизнь». А поскольку мы оба работали, пришлось нанимать нянечку. Расходы нарастали снежной лавиной, угрожая погрести меня под собой. Утром я шёл на работу, вечером домой; с трудом мне удавалось выкроить время на спортзал, ещё реже на баню. Я ощущал себя белкой в колесе, опасаясь, что скоро стану загнанной лошадью.
С Саней мы не то чтобы разошлись, но созванивались не часто, а виделись лишь изредка. Я был на его тридцатилетии, а потом, уже с супругой, и на критической дате в тридцать два года. В тот день Саша напился до беспамятства, чего с ним обычно не случалось. Толи на радостях что ничего страшного в этот день не произошло, толи, поминая самого себя, по случаю предчувствия неизбежного.
А однажды придя с работы, я устало ужинал разогретым в микроволновке борщом под невнятное бормотание телевизора. Почти на каждом канале, в разное время идут криминальные новости. С азартом в глазах ведущий смакует события, упиваясь деталями. И некуда деться от искорёженных в ДТП машин, нафаршированных человеческим мясом. От замёрзших в лютую стужу бомжей, по числу смертей которых мы впереди планеты всей, но первенство это совсем не радует наших власть имущих. От сведших счёты с жизнью от неразделённой любви или разочарованных судьбой людей. От жертв сексуальных маньяков, психически больных ублюдков и уличной преступности. Сегодня снова кого-то зарезали, на Саксаганского. Поднимая носилки с трупом, санитары случайно сдвинули окровавленную простыню, и я узнал под нею… Саню! Я видел его лишь мгновение, снятого в плохом ракурсе любительской камерой и скорее всего, ошибся. Чёртово предсказание давило на мою психику, играя воображением. Я мог и дальше уговаривать себя, что ничего дурного с приятелем не случилось, если бы не твёрдая уверенность, что там под простынёй, мой друг Саня.