— Кажись, река впереди перекрыта! — крикнул в ответ Модин. Беглец съежился под брезентом возле трапа, баюкая в руках огнемет. — И этот шквал фраганый реально не вовремя начался!
— Я тебе говорил, не попадайся никому на глаза!
— Слышь, Хольт, для тебя же стараюсь, слежу тут за всем!
Вспышка молнии озарила палубу, и комиссар заметил Ксанада Васько в рулевой рубке. Фанатик щелкал церемониальным кнутом и выкрикивал приказы, а рядом с ним, сложив руки за спиной, стоял Старик Бирс и мрачно наблюдал за переполохом. Поймав взгляд Айверсона, призрак покачал головой.
«Мне это нравится не больше, чем тебе, старина», — подумал Хольт, осторожно пробираясь к рубке. Палуба то опускалась, то вздымалась под ним, волны, перехлестывая через борта, заливали канонерку так быстро, что летийцы едва успевали вычерпывать воду. Почему, черт их дери, помпы не работают? Он проделал столь долгий путь не для того, чтобы утонуть в Квалаквези…
Комиссар замер на ступенях, ведущих в рубку. Он заметил рыхлых, бесформенных великанов, окруживших корабль, чьи силуэты грозно выступали из полумрака. Мгновение спустя по гигантам скользнул луч прожектора, и Айверсон расслабился, узнав бугристые иглу саатлаа. Строения были такими же неопрятными и непритязательными, как и их хозяева: стены из прутьев, покрытых слоем высохшей глины, да крыши из широких листьев. Эти грубые лачуги были на порядок примитивнее коралловых зданий, возведенных древними федрийцами.
— Деревня рыбок есть! — проорал Васько из рубки. — Река бежит насквозь ее, но впереди стена!
Подойдя к нему, Хольт посмотрел вдаль через покрытое дождевой водой стекло кабины. Широкий луч носового прожектора озарял дамбу, перекрывавшую Квалаквези примерно в двадцати метрах впереди. Довольно незамысловатое строение из каких-то деревяшек, связанных лианами, но при этом трехметровое в ширину и шестиметровое в высоту. Возле препятствия подпрыгивал на волнах один из разведкатеров «Покаяния и боли» с экипажем из нескольких летийцев. Корсар, возглавлявший группу, следил за обстановкой, а мореходы тем временем рубили дамбу топорами и мачете. Храброе, но бессмысленное предприятие, особенно в бурю.
— Вы что, не можете просто пробить дыру из главного орудия? — поинтересовался Айверсон, указывая на носовую лазпушку.
— Можем, — подтвердил забатон, — но энергобатареи очень низкие. Только шесть, может, семь выстрелов осталось. Не хочешь тратить, нет?
— Семь выстрелов? — возмутился комиссар. — Но мы ведь ни разу не палили из чертовой хреновины! С чего вдруг батареи сели?
— Федра есть. — Ксанад ответил так, словно это все объясняло, и пожал плечами. К сожалению, Айверсон знал, что летиец прав.
— Нужно возвратиться и поискать другой приток, — произнес кто-то за плечом Хольта. Обернувшись, он увидел, что позади стоит Рив, хмуро взирающая на преграду. К своему удивлению, Айверсон понял, что почти скучал без «четвертой тени». — Мне кажется, это ловушка.
— Но это место — просто вонючее гнездо рыбок! — заартачился Васько. — Ничего здесь, что мои корсары не могут убить насмерть, девочка.
— Может, это и так, однако кадет Рив права, — ответил комиссар. — Найдем другой путь.
Мы ведь, если честно, и так никуда не продвигаемся.
— Верни своих людей на борт, забатон, — добавил он.
— Надо только ослабить стену, потом легко толкнемся насквозь! — настаивал Ксанад, не желая вновь отступать.
— Забатон…
Люди у дамбы внезапно оказались в полной темноте — что-то со свистом вылетело из бури и раскололо носовой прожектор. Стоявший возле него мореход вскрикнул и засуетился в поисках замены.
— Зажечь больше света! — скомандовал Васько в корабельный мегафон.
Сквозь рев грозы пробился завывающий, пронзительный крик. Один из матросов у преграды включил фонарь, и Айверсон увидел, что летиец сидит на вершине дамбы, преследуя лучом тени. Его товарищи тем временем возились с собственными фонариками.
— Отводи их, — приказал комиссар.
— Просто рыбки есть! — упрямился Ксанад.
Поджарая тень выпрыгнула из мрака и столкнула морехода-«осветителя» с насеста. В тот же миг, когда он с плеском рухнул в воду, ночь вновь обрушилась на летийцев будто голодный призрак, и начались крики. Людские голоса перемежались со звериным рычанием и странными щебечущими воплями, от которых у Айверсона волосы на загривке встали дыбом.
До сих пор Хольт надеялся, что больше никогда их не услышит.