Рыкнув на самого себя, Хюрем поменял промежуточный итог, понимая, что и сам настойчиво стремится в петлю ложной оценки; пока граница не ощущалась вовсе, и, скорее всего, виной тому был этот удивительный, ни на что не похожий энергетический сгусток, вибрирующий вихрями в теле альфы. Никогда ещё Хюрему не приходилось видеть подобное.
Обеденную наполняли редкие шепотки, пока в компании Лето висело гробовое молчание. Толедо, всегда сидевший с товарищами, не изменил своего обычая, несмотря на случившееся. Правда, сел не напротив Лето, а в стороне, на той же скамье, и потому повздорившим альфам не приходилось видеть друг друга.
Покосившись на Толедо, Хюрем отметил, что лицо начинало распухать. Надбровная дуга и скула занялись темнеющим отёком, небольшое рассечение брови затянулось багровой полосой. Оставалось дождаться реакции старшего субедара, если, конечно, тот решит обратить на это внимание.
— Что это? — сурово потребовал Карафа, обращаясь к Толедо, стоило отряду явиться в амфитеатр.
— Упал, — ответил альфа, глядя прямо перед собой.
— Обязательно было падать физиономией? — рявкнул старший субедар, чтобы слышали все, в довесок обвёл воинов недовольным взглядом.
Помимо внушения, Хюрем заметил, что Карафа пытается отыскать второго участника недавних событий, конечно же, сразу поняв, что случилось в лесу. Если стычки были регулярными, глупо было бы полагать, что старшины об этом не ведают ни сном ни духом. В отличие от Толедо, на Лето не осталось ни царапины, да и одежда его была в порядке, не выдавая следов драки. Карафу ожидало разочарование, но так просто сдаваться он не собирался.
— Кто помог Толедо подняться? — протянул он, имея в виду совсем не то, что заключали слова.
Лето шагнул вперёд, и Хюрему захотелось закатить глаза. Кто бы сомневался, что мальчишка тут же сознается. Для старшего субедара новость оказалась неприятной. Он приблизился к Лето и укоризненно уставился ему в лицо. Лето не смог долго сопротивляться, потупившись и покраснев.
В этот момент небо наконец содрогнулось в предупреждающих схватках, позволяя первым холодным каплям сорваться вниз.
— Мечи отменяются, — бросил Карафа. — Три часа медитации в крытых галереях! Ты, — обратился он к Лето, — остаешься здесь, — Лето с готовностью кивнул — дождь не пугал закалённого альфу. — И он тоже, — Карафа скользнул взглядом по фигуре Хюрема и повел остальных к галереям, скрытым в недрах амфитеатра.
Взгляд Лето заметался между спиной старшего суберада и омегой. Он, конечно же, выдержит три часа на холодном ноябрьском дожде, но вот Хюрем… Хюрем был омегой и нуждался в тепле больше, чем альфа. Несомненно, старший субедар понимал это и тем наказал Лето. Мёрзнуть должен был не он, но Хюрем, а Лето придётся за этим наблюдать. Нет, он бросится к Карафе в ноги и будет просить пощадить Хюрема.
Лето уже сделал шаг, когда Хюрем перехватил его запястье. Омега продолжал читать Лето словно открытую книгу и прекрасно понял расчёт Карафы, как и панику, вспыхнувшую в Лето: тот не мог позволить ему страдать и собирался просить старшего субедара о поблажке. Поблажке для Хюрема.
От такой мысли Хюрема передёрнуло. Снисхождение старшего субедара было последним, что ему нужно, уже не говоря о том, что срал старший субедар на омегу с высокой колокольни, используя его будто розгу для воспитания любимчика. Наверняка Карафа ожидал, когда Лето кинется его умолять, и он преподаст ученику урок не только благоразумия, явно не хватившего Лето в бою с Толедо, но и милосердия, позволяя Хюрему удалиться с остальными.
— Идём, — кивнул Хюрем и поволок Лето подальше, почти на противоположную сторону арены, под скулящие попытки альфы одуматься и вернуться; одежда уже промокла — дождь начинал хлестать.
— Что ты делаешь? — растерянно спросил Лето, видя как Хюрем усаживается на песок.
— Собираюсь греться. А вот что будешь делать ты?
— Я? — Лето пребывал в недоумении, но, видя хмурый взгляд Хюрема, поспешил усесться напротив. — Буду медитировать, как и велел старший субедар.
— И как?
— Следует попытаться выбросить из головы посторонние мысли.
— Ладно, тогда ты медитируй, а я погреюсь пока, — произнёс Хюрем, сложил ноги стопами вверх на бёдра, положил на колени руки ладонями вверх, выпрямил спину и чуть опустил подбородок.