Причина тому могла быть только одна: Хюрем — пара Лето.
Виро перестал спать, выглядя всё хуже. Глаза покраснели, движения стали дергаными и неуклюжими. Папа уже не раз спрашивал, как он себя чувствует. Подозрения Виро были готовы сорваться с языка, но каждый раз, раскрыв рот, он сдерживался. Вдруг он ошибся и всё попросту выдумал?
В конце концов представить, что судьба выбрала в пару чистокровному раджану, да ещё тому, кто однажды возглавит Касту, невзрачного омегу низкого рожденья было сложно, да что там, почти невозможно!
К тому же, назови он Хюрема истинной парой Лето, и тому станет грозить опасность. Омега не совсем понимал, что случится в таком случае, но поскольку разговоры о его женитьбе часто велись в стенах дома, имел некоторые представления.
Например, Виро знал, что Лето может без последствий отказаться от женитьбы, встретив пару. Однако, всё было не так просто, как выглядело на первый взгляд.
— Думаешь, это возможно? — переживая за сына, спросил тогда Мидаре, не зная, что Виро подслушивает.
— Сам знаешь, что вероятность ничтожна.
— И всё же…
— Выбрось эти мысли из головы, — оборвал супруга Исидо. — Истинные встречаются редко. Если бы у Лето оказалась пара среди наших, мы бы давно знали. А об остальных и думать не стоит. Простолюдин сгинет так же быстро, как и появится…
Куда должен был сгинуть простолюдин, Виро не знал, возвращаясь к мысли снова и снова. Идя на поводу у собственного удобства, он представлял, что Хюрема выгонят из города без права вернуться, или поселят подальше и станут следить. Но возможность того, что мера окажется слишком суровой, пугала Виро, не давая возможности поделиться с родителями.
Измученный метаниями омега разболелся. Нога нещадно ныла, и вот уже несколько дней он лежал в кровати, продолжая предаваться выкручивающим душу мыслям.
— Ну, чего это ты хвораешь? — в спальне омеги возник старший брат — должно быть, папа упросил субедара разрешить Толедо наведаться домой и справиться о младшем.
— Хочу и хвораю, — протянул Виро, глубже закутываясь в одеяло.
Толедо огляделся, словно оказался в комнате впервые — не часто он наведывался к младшему. Небольшая спальня с узкой кроватью, столом и сундуком. На стене, у входа, зеркало, в углу несколько полок со свитками любимых Виро историй.
Альфа приблизился и взял один из них.
— Всё ещё читаешь эти глупости?
— Давно помню наизусть, — пробухтел омега, желая, чтобы брат поскорее оставил его наедине с собственным несчастьем.
— Ты всегда был смышлёным, — протянул Толедо, подошёл к кровати, усаживаясь. — Давай, рассказывай, что там у тебя случилось.
— Нечего рассказывать.
— Конечно, нечего. Ты ведь поэтому уже месяц как ходишь сам не свой.
Виро насупился и потупился. Толедо всегда видел его насквозь и знал как облупленного, ведь Виро рос на его глазах. Будучи малышом, таскался за альфой хвостиком, а когда тот прятался или старался ускользнуть, чтобы поиграть со сверстниками, разражался таким заливистым плачем, что папе приходилось возвращать Толедо или отправлять слугу, чтобы тот нянчился с Виро неподалёку от места, где играла малышня постарше.
Как только Толедо стал уходить на тренировки, положенные альфе его возраста, Виро требовал, чтобы и его пустили следом. Долго же ему объясняли, что такое альфа и омега. Но даже когда Виро признал, что должен оставаться дома, то с нетерпением дожидался брата и не отходил от него ни на шаг, когда того отпускали из гарнизона. Впрочем, Виро наконец повзрослел и больше не ходил за альфой по пятам, а Толедо осознал ответственность и перестал игнорировать младшего.
— Виро? — произнёс имя брата Толедо с той особой интонацией, которая появилась с тех пор, как оба стали достаточно взрослыми, чтобы разобраться в том, что положено старшим и младшим, альфам и омегам.
И Виро не выдержал. Наморщился, покраснел, глаза вмиг опухли и по щекам скользнули слёзы.
— Эй, чего раскис? — альфа придвинулся ближе, кладя руку на макушку брата. — Ты же не плакса какой, — Толедо знал о чём говорил: Виро чаще пытался походить на альф, нежели омег, и почти никогда не плакал, по крайней мере не перед другими. — Говори уже, — потребовал. — Что не так?
— Обещаешь молчать? — проскулил Виро после некоторых сомнений и нового ручья слёз.
— Конечно. Я — могила, ты же знаешь, — Толедо говорил искренне — он никогда не подведёт младшего брата, и если тот не хочет, чтобы знали родители, так тому и быть.