— Сумеешь ускользнуть сам?
— Да, — ответил Хюрем, заставляя старшего субедара выдохнуть: организация побега была делом тонким и скользким. — Но, — продолжил Хюрем, — это слишком… — он задумался, подбирая подходящее слово, — скучно.
Старший субедар застыл на несколько долгих мгновений.
— По-твоему это забавно? — прошипел он, когда дар речи к нему вернулся.
— По-моему, да. Почему я должен бежать, если заварил эту кашу не я?
— Хюрем, — напряжённо рявкнул Карафа, — если в тебе есть хотя бы капля здравомыслия, советую заканчивать шутки. Ты исчезнешь из Барабата, как только представится шанс. И больше о тебе никто никогда не услышит.
— Ради любопытства, — не терял ровного тона, спросил Хюрем. — Что, вы думаете, станет делать Лето, когда я исчезну?
— Он не станет делать глупостей, — раздражённо бросил Карафа. — Я объясню ему, что в данных обстоятельствах ничего поделать нельзя. Думаю, спустя время, вы сможете видеться, но не раньше, чем в анаке позабудут твоё имя.
— И вы искренне верите, что он станет ждать так долго?
Старший субедар скрипнул зубами. Он должен верить, что Лето поведёт себя так, как и положено наследнику, но… но Лето так юн, и горяч, и совершенно одурманен Хюремом.
— Если он побежит следом, станет изгнанником, — мрачно ответил Карафа. — И тогда его убьют, — Каста не прощала слабости и отказа от долга.
— А он побежит, — растягивая фразу, обещал Хюрем.
— Не ты ли отказывался от истинности? Самое время тебе раствориться в небытии. Или хочешь, чтобы я приказал раджанам напасть сейчас? — угрожал Карафа. — Что мешает мне закончить эту драму немедленно, пока Лето без сознания? Я или те, кто снаружи, мы одолеем тебя, нас больше, и когда Лето проснётся, будет слишком поздно. Не будет тебя — не будет проблем. Тогда и бежать следом будет не за кем.
Хюрем выдохнул, словно его коснулась печаль.
— Это так, — легко согласился он. — Вот только не имеет значения, отказываюсь ли я от истинности или нет. Никто лучше не подойдёт Лето, чем я. Даже если я погибну, Лето вовек не сыщет мне замену. И жизнь его — жизнь жреца — будет несчастна до последнего вздоха.
Старший субедар понял, насколько глубоко сумел омега разглядеть его собственные отеческие чувства к Лето. Хюрем прекрасно видел, что альфа, не задумываясь, отдаст собственную жизнь за Лето. Мог ли Карафа обречь своего подопечного на долгие годы страдания, когда тот почти и не жил. Ведь сам он прожил достаточно, чтобы знать о силе истинности.
— Будь ты проклят, — в сердцах произнёс старший субедар, понимая, что Хюрем станет действовать по собственному усмотрению.
— Уже, и, думаю, не раз.
Очередная пауза свистела ветром, снаружи, кажется, начался снегопад.
— Что ты намерен делать? — рявкнул старший субедар, проглотив желание треснуть Хюрема головой о что-нибудь твёрдое — будет лучше, если он всё же узнает, что собирался выкинуть ненормальный омега на этот раз.
— Не знаю. Буду действовать по обстоятельствам. Ваше предложение — о всех этих выдуманных случайностях, мне нравится. Я стану повторять то же. Дальше будет видно.
Старший субедар не смог уговорить омегу не выходить на арену, когда едва знал его. Сейчас, разбираясь в натуре Хюрема немного больше, он понимал, что и вовсе не стоило тратить силы на пустые разговоры. Как и расспрашивать его о том, где он научился выхаживать раненых… и отбиваться от нескольких хорошо подготовленных воинов разом. Всё, на что мог рассчитывать альфа, это ложь.
— Ты играешь с огнём, — сдался старший субедар.
— Вы даже не представляете, с каким.
— И всё же, — проговорил Карафа до того, как собирался покинуть нору, — мы ещё поборемся.
Что именно подразумевал старший субедар, осталось не ясным. Имел ли он в виду, что найдёт возможность надавить на Хюрема и заставить его поступить так, как того хочет он, или, может быть, за словами крылось нечто иное.
Хюрем не ответил, прислушиваясь к тому, как Карафа поднимается на ноги, чтобы уйти. На миг в тесное пространство проник свет, окрасив лицо Лето мертвенно-белым светом. Альфа выглядел так, словно не собирался пережить этот день.
Впечатление было обманчивым, и Хюрем был далёк от того, чтобы лукавить, говоря старшему субедару, что сумеет удержать Лето. Хюрем внимательно следил за тем, чтобы молодому телу доставало сил бороться. Критические сутки были прожиты ценой невероятных усилий. И пусть Хюрем делал всё, что мог, Лето тоже не торопился отправляться к праотцам, чувствуя — наверняка чувствуя — якорь, тянувший его к свету, тому свету, где пребывал Хюрем.