— Понимаешь, — начал я, всё ещё борясь с улыбкой, но меня опять прервали.
Позади раздалось знакомое шипение, сегодня для разнообразия переходящее в свист сильно перегретого чайника. Я досадливо отпустил мешалку, чтобы не загрязнять зелье Пустотой, и молча выставил за спиной щит, закрывающий наш ряд. Предупреждать окружающих уже давно не было нужды, народ уверенно отточил требуемые для выживания навыки. Крэбб скастовал купол, Грэйнджер развернулась и достала палочку, позади послышалась разбегающаяся возня… Я просто пережидал этот плановый катаклизм, досадуя, что меня оторвали от работы, но не собираясь оборачиваться. Зря.
Грохнуло так, что заложило уши. Я втянул голову в плечи и усилил щит. Сквозь звон в ушах послышался какой-то влажный удар, через секунду — смачный плеск, и лишь после этого — вопли боли.
Взорвался котёл Лонгботтома. Уизли сегодня задержался: Снейп запретил ему набирать воду, пока тот полностью не разотрёт в ступке все рыбные хребты. Разумеется, рыжий не спешил и всячески филонил, что полностью устраивало Снейпа: ему тоже не нужны претензии коллег, встречающих Рона во время уроков шляющимся по замку вместо пребывания в больнице. Но от обязательного пиро-шоу нас это не спасло. Его исполнил Лонгботтом.
Что он намешал в паре с Финниганом, остаётся неясным. В какой-то момент началась аномальная полимеризация рыбного клейстера. Костяной взвар всплыл, загустел и превратился в твёрдую прочную крышку, армированную кусочками травы и в полтора килограмма собственного веса. Изменившееся давление привело к лавинному газообразованию в растворе под крышкой.
Твёрдый блин выстрелило вертикально вверх, словно ядро из пушки. Ударившись о потолок, он полетел обратно. Полтора твёрдых килограмма с хорошей скоростью плюхнулись в варево. Разлетевшийся во все стороны кипяток и составил основной поражающий фактор сегодняшней аварии.
— Переселившись на галёрку, вы заметно поглупели, мистер Лонгботтом, — без привычных ругательств сообщил Снейп, накладывая чары первой помощи. — Ещё один такой взрыв, и вам придётся обосноваться в «загоне».
Он обернулся в поисках сопровождающего, поморщился — пары сегодня разбивать нельзя — и сделал выбор:
— Финниган, проводите Лонгботтома в больницу. И Уизли с собой прихватите.
Хоть рыжий и не мог сегодня подорвать котёл, но он явно изнывал от скуки, а это было опасно. Для одного урока хватит и одного происшествия.
Я вернулся к помешиванию. Гермиона приступила к отделению брюшек и жвал Сахарных муравьёв. Это довольно долгая кропотливая работа на двоих: один поставляет брюшки, второй — непрерывно добавляет их по одному в котёл с помешиванием. Но быстро вспомнила о прерванном разговоре.
— Так почему, когда сова пишет на пергаменте, это нормально?
— Нормально то, что это переводит ситуацию из маловероятной в невероятную, — вздохнув, ответил я. Чего б такого наврать, чтобы это звучало нормально и для кое-кого, кто уже частично догадался? — Магические животные иногда могут общаться мыслеречью, которая воспринимается как голос в голове. Но освоить абстракцию письма… к чему такие сложности?
— Но я сама видела!
— Я бы и сам с интересом посмотрел. Лапами, созданными для охоты, а не для…
— Да не лапами она это делала! Она чем-то капнула на пергамент — и появилась надпись.
— Похоже, мы подходим к самому интересному. Что там было написано?
— Ну… чтобы я поторопилась, а то она на ужин опаздывает.
Со стороны свиты Малфоя донеслось судорожное кашлянье. Я покачал головой.
— Бедная птица. Что-то мне подсказывает, что она не просто так была вынуждена взяться за перо.
— Ну, мы немного… Могла бы и подождать, между прочим! Еду и питьё мы ей предоставили.
— Но где-то дома её ожидал горячий рождественский ужин… Шучу! Итак, она хамски просила поторопиться с неоплаченной посылкой и хамски отвергала воду в пепельнице.
— Откуда ты…
— Что же ещё может найтись в магловом отеле, кроме стаканов, пепельниц и халявного мыла?
— Логично, — неуверенно признала она и с подозрением посмотрела она на меня. — Что ты делаешь?
— Титрую кислотность, — пояснил я, всматриваясь в цвет лакмусовой бумажки и добавляя ещё муравьиных потрохов. — Ответственные зельевары пробуют на кончик языка, но у этого варева отвратительный вкус.
— Мне кажется, ты врёшь, — окончательно уверилась в своих подозрениях Гермиона.
— Он прав, Грэйнджер, — вступился Малфой. — Передай мне тех бумажек, пожалуйста.