Совсем не помню как вчера уснула, всю ночь пыталась понять смысл своего предназначения, вспомнить детали, на которые могла не обратить внимание раньше, но ничего у меня не получилось. На часах 5.10 утра, до школы еще почти три часа, а спать я больше не хочу. На улице ранняя весна, скоро мой двадцать первый день рождения, то есть осталось совсем немного до моего совершеннолетия и все ближе день, когда я должна решить, кем становится после школы: идти в кастосы, как папа, или в доктора, как мама, а может еще куда-то - в этом вопросе я не определилась до конца.
Сегодня пятница, школу я точно не прогуляю, та и дома сидеть не особо хочется, не могу обижаться и не обижаться, одновременно, на родных.
Я поднялась с кровати, умылась, одела спортивную форму, завязала невысокий хвост на макушке и пошла на пробежку. На удивление, на улице было не холодно, легкий ветерок обдувал как раз в те моменты, когда от бега становилось жарко. До рассвета было еще хороших полчаса-час не меньше, но темно не было. Как же все-таки пробежка бодрит, мне нужно было привести мысли в порядок, освободить голову, и только утренняя пробежка всегда справлялась с этим заданием. Хотя в такую рань редко кто выходил на улицу дежурные кастосы с удивлением и неким уважением смотрели на меня, а я улыбалась им в ответ на все тридцать два и слегка кивала головой вместо приветствия.
Кастосы дежурят круглосуточно, схемы нападения деворумов не разгадали до сих пор, на них не влияет ни день, ни ночь, ни погода. Если где-то происходит нападение, дежурных становится больше, если все спокойно – то по одной группе из 3-5 человек на квартал. Сегодня дежурных было совсем мало, значит нападений не было давно, что меня всегда пугало: ощущение – затишье перед бурей.
Никто никогда не считал деворумов разумными существами, нас учат в школе, что они как звери руководятся сугубо инстинктами, и главная их подпитка – человеческая душа, они питаются нашими душами, заражают тело и превращают в себя подобных.
За свои 20 лет я не видела ни одного зараженного. На наш город нападали, причем неоднократно, и на детей, и на взрослых, поэтому о них я знаю только с рассказов. У зараженного человека меняется тело: зрачки становятся белого цвета, именно зрачки, радужка остается родного зеленого, серого, голубого или карего, но вот зрачки белые; зубы вырастают в клыки, слюна превращается в яд; зараженный теряет способность говорить и понимать человеческую речь, движения всегда инстинктивные, двигаются точно, как звери-охотники, тихо следят за движением и нападают в удобный момент. Не раз я думала о том, что если надеть на деворума очки и попросить не открывать рот, то его и не отличишь от обычного человека. И не смотря на незначительные изменения во внешности, их физическая сила отличалась в разы. Не просто так дежурные группы состояли минимум из трех людей, принято считать, что трое кастосов должны справиться с нападением одного деворума, пятеро максимум с двумя. По этой же причине в кастосы берут сильнейших именно физически, умы же будут более полезными в других сферах, например, доктора, учителя, земледельцы, швеи и т.д.
Медленным бегом я уже добежала до парка, и пока старалась ни о чем не думать споткнулась о землю и повалилась к ней же, моя неуклюжесть когда-то точно подвергнет мою жизнь опасности… а если бы я сейчас убегала от деворумов? Меня бы уже покусали десять раз, пока я валяюсь на земле.
- Осторожно, - Чарли с улыбкой протянул мне руку, помогая подняться, - здесь даже споткнуться не о что, как ты упала?
Пока я вставала, держа Чарли за руку, в животе не летали, нет, там взрывались бабочки, это был первый раз, когда я прикоснулась к нему. До этого я, конечно, ходила с пацанами за руку, но рука Чарли – это самая теплая и самая большая рука, которую я когда-либо трогала. В отличии от него, мои руки большую часть времени были холодными, даже длительная пробежка не смогла их согреть.
- Почему руки такие холодные? Где твои перчатки? – не дождавшись моего ответа, Чарли с правого кармана спортивной кофты достал пару коричневых вязаных перчаток и начал надевать их мне на руки. Я впервые ощутила такую боль в груди, приятную боль, говорят в этом месте находится душа, кажется, ей нравится то, что сейчас происходит. Пока он надевал мне перчатки, я смотрела на его лицо. Какой же он красивый: волосы сбриты до виска по бокам, остальные зачесаны назад, широкие густые брови, причём левая бровь была слегка короче правой, потому как на конце был еле заметный шрам; в левой части лба у виска почти всегда была видна синяя вена, которая придавала лицу еще больше мужественности и брутальности, такую же роль исполняла и небольшая ямочка на подбородке. А глаза.. голубой цвет придавал взгляду холодности и безразличности, но я никогда не считала Чарли таким. По мне, то стоило ему улыбнуться, и становилось понятно, что за серьёзностью скрывается верный друг, добрый человек и уют, рядом с ним любая будет, как за стеной, в этом я не сомневалась. Даже сейчас он заботиться обо мне, отдал свои перчатки, но явно не в знак внимания, а как заботу о дочери лучшего друга, как о своей дочери. На этой мысли я и прервалась: