стоял, окруженный друзьями, и, показывая на него пальцем, бросил обвинение:
Тот, кто хотел тебя унизить, Себя бесчестьем лишь покрыл.
Овации следуют одна за другой. В этот вечер была очередь Аделаиде до Амарал
плакать от злости, очередь Тобиаса давать клятву жестоко отомстить... Вот так,
подруга, весь год и продолжалась эта театральная борьба, насыщенная более или менее
удач
78
ными импровизациями. Впрочем, иногда в этих импровизациях встречались
искрящиеся строки, поистине гениальные образы. Таковы были, в частности, стихи,
которыми Кастро Алвес и Тобиас обменялись в один из вечеров в театре на премьере
одной нашумевшей в то время пьесы. Как Аделаиде до Амарал, так и Эужения Камара
были заняты в ведущих ролях. И поддерживавшие их студенческие группы готовились
в этот вечер выразить свое предпочтение — каждая своей любимице. Все устремились
в театр.
Два первых акта прошли спокойно. Артисты хорошо исполняли свои роли;
Эужения и Аделаиде в этот вечер равно блистали. Аплодисменты разделились, народ,
для которого ни одна из двух не была возлюбленной, аплодировал им обеим за
талантливое исполнение. Но для Кастро Алвеса и Тобиаса, их друзей и соратников
аплодисменты* должны были предназначаться лишь одной из актрис. Тобиас не мог
простить, чтобы возлюбленной поэта-соперника достались такие же аплодисменты, как
и его богине. И когда по окончании второго акта опустилея занавес, сержипец влез на
стул и захлопал в ладоши, призывая внимание зрителей. Те затихли, поглядывая на
него с любопытством и интересом; некоторые приготовились услышать гневную брань.
Тобиас начал свою импровизацию, прямо затрагивающую Кастро Алвеса и Эужению.
Его голос разносился по театру и походил на удары тяжелого кулака:
Я эллин душою и телом, С Платоном беседовать рад. При мне ведь к устам
помертвелым Цикуту приблизил Сократ.
Я эллин, прекрасным плененный; Мне мил и цветок благовонный И лиры певучей
струна. Отвратнее грязи и тины Мне оргии пьяные Фрины — Ни разу не пил там вина.
Эти слова вызвали шумные аплодисменты не только последователей Тобиаса, но и
всего партера,
78
уверенного, что мулат в своих стихах обратился к образу великой Греции. Однако
сторонники Кастро Алвеса зашикали, требуя тишины. Дело в том, что в ложе
78
появилось бледное лицо поэта, он протянул руку и, намекая на любовные похождения
Аделаиде до Амарал, провозгласил:
Еврей я! И не склонюсь к ногам Жены надменной Потифара
И вот так, благодаря Кастро Алвесу и Тобиасу Баррето, через их
импровизированные стихи, эти две женщины с похвалой и бранью вошли на страницы
бразильской литературы.
Тобиас вскоре расстался с Аделаиде — их не связывала глубокая любовь. Страстное
же увлечение Кастро Алвеса продолжалось. Если бы он не испытывал сильной любви к
Эужении, он не стал бы за нее бороться. Никогда он не защищал такого дела, которым
не был искренне увлечен.
Полемика нашла свое продолжение в печати. Но если в поэзии Тобиас был слабее
Кастро Алвеса, то в прозе обладал оружием, которое было почти недоступно нашему
поэту. В Ресифе Кастро Алвес начал издавать газетку «Луз» («Свет»), чтобы про-
тивостоять идеям, которые отстаивал журнал «Ре-виста Илюстрада»
(«Иллюстрированный журнал»), руководимый Тобиасом. Тобиас нетерпеливо ожидал
появления «Луз», чтобы спор с соперником перевести в ту область, где он чувствовал
себя сильнее, и, конечно, не упустил случая. Он резко напал на ориентацию газеты, а
он умел нападать. Однако своей ядовитой статьи он не подписал. А Кастро Алвес не
пожелал отвечать, не удостоверившись, что автором статьи был Тобиас. Он написал
ему деликатное письмо, но Тобиас ответил в грубой форме*. Тогда Кастро Алвес дал
ему отповедь в «Луз» *. На том и закончилась полемика, лишенная того блеска, ко-
1 Египетский царедворец, жена которого пыталась обольстить целомудренного
Иосифа.
79
Сахарная голова — гора при входе в бухту Гуанабара
79
В бухте Гуанабара
Канал Манго.
торый придавали ей огни рампы. Однако вся эта борьба, подруга, придала
романтическое сияние тому 1866 году в городе Ресифе. Защищая своих дам, оба поэта,
в сущности, защищали различные принципы. Культура и талант Тобиаса Баррето были