что когда-то в другой
14*
122
День 2 июля слышали Кастро Алвеса, кто из них думал в этот вечер о спектакле?
Они мысленно обращались к тому, кто всегда в эту знаменательную для Баии
годовщину поднимал свой голос, чтобы приветствовать свободу, к тому, кто привел ее
под руку, как невесту, в их среду, к тому, кто сейчас умирает от чахотки в большом доме
на улице Содрэ. Агнезе принесла поэту из театра весть, что народ взывал к нему в
театре, сетуя на его отсутствие, отсутствие своего вожака. Он улыбнулся, народ верен
своим друзьям, моя негритянка, народ — хороший друг.
Лихорадка поглощает последние дни из его двадцати четырех гениальных лет. На
рассвете с пятого на шестое июля, когда все спят, он, один в своей постели, грезит об
Агнезе. Но вот он слышит бой атабаке. Нет, подруга, эти звуки доносятся издалека, с
далеких гор. Бьют барабаны в Палмаресе, там собираются негры, их целая армия.
Зумби останавливается возле его постели. Уходит Агнезе, исчезла ее белокурая
головка. Сейчас на ее месте негр-освободитель. На заре, занимающейся над Баией,
Зумби и Кастро Алвес беседуют, моя подруга, о Палмаресе.
122
Призыва пламенного сила Жила всегда в его речах; В народе мужество будила, В
тиранах — злобный страх.
Как красив к вечеру таинственный город Баия! От домов, от замощенных
огромными камнями улиц, от голубого неба, от гор веет поэзией.
Заходящее солнце проникает через окна. «Я хочу умереть, любимая, глядя в
бесконечную лазурь», — сказал он и попросил перенести его кровать из спальни в
гостиную. И вот он сейчас наедине с красотой наступающего вечера. Все вышли из
комнаты, полагая, что ему стало легче. Это хорошо: его не будут волновать и печалить
разговоры вполголоса, едва сдерживаемые слезы. Он сможет безмятежно созерцать
июльский вечер. Его сестры, друзья, Агнезе Трин-чи Мурри, врачи — все удалились...
Но вот кто-то легкой походкой входит в комнату; это женщина с застывшей,
странной улыбкой. Он всегда был любезен с женщинами, и они тоже
123
были добры к нему. Он и теперь любезно приветствует вошедшую, улыбаясь,
произносит любовный стих, он уже узнал ее: это Смерть, последний из «ангелов
полуночи». Поэт поднимает голову, берет Смерть за руку и еле слышно говорит ей:
Кто ты, подобная невесте,
В наряде белом н венце?
Из мира тайн пришла ты с вестью
О наступающем конце.
Еще одна возлюбленная, прекрасная, как и все остальные.
«Я был Дон-Жуаном, — говорит он, — но ты будешь моей последней любовью. Я
уйду с тобой и буду счастлив, моя божественная».
Смерть улыбается; какая женщина может устоять против соблазна его голоса,
против обаяния его прекрасного, благородного облика?
А между тем он продолжает говорить: «Но прежде чем уйти с тобой в нашу первую
ночь любви, которая будет полна нежных ласк, дай мне проститься с моими прежними
возлюбленными и моими друзьями».
И она соглашается. Разве можно в чем-либо отказать поэту?.
И, закрыв свои черные глаза, он целует чистый лоб Эулалии Филгейрас, которая
приближается к нему. Подходит и Дендем с лукавой улыбкой; он целует уста Марии
Кандиды. Приходят три красавицы еврейки: Мари, Сими и Эстер, — ведь он любил
всех троих. Из далеких краев появляется Инее — его черноволосая возлюбленная
испанка. Перед ним возникает Мария Каролина из Сан-Пауло, за нею Идалина,
которую он так любил в Ресифе! Вот Леонидия, невинная девушка из сертана, на груди
у которой отдыхала его горящая в лихорадке голова. В руках она несет полевые цветы,
на устах ее играет улыбка. А вот окутанная туманом Синья Лопес дос Анжос из Сан-
Пауло, И, наконец, Агнезе, холодная Агнезе, а за нею, с глазами, покрасневшими от
слез, с руками, протянутыми к нему, такая прекрасная и любимая — Эужения!
123
Теперь наступила очередь друзей... Тобиас — этот гигант мулат декламирует стихи.
Подходит согбенный Машадо де Ассис; как всегда, он насмешливо улыбается. За ним
появляется еще один гигант — Аленкар. Жозе Бонифасио произносит речь в честь
либералов. Подходят Руй, Набуко, Бразилио Машадо, они идут впереди студентов из
Ресифе, из Сан-Пауло. Во главе своего батальона марширует Масиэл Пиньейро,
доброволец родины. Подходят актеры — Жоаким Аугусто, Васкес, Фуртадо Коэльо и
Аделаиде. Фагундес Варела с грустью во взоре декламирует стихи. Луис Корнелио