Пролог
За окном шумел ветер, и с тихим шелестом о стекло скреблись еще небольшие, больше похожие на ледышки, снежинки. Где-то в глубине квартиры, периодически прерываясь на завывания и треск, глухо играло старое транзисторное радио, выплёвывая обрывки невнятных песен и голосов. Где-то за стеной копошились соседи, стараясь забиться как можно глубже в недра своей квартиры. Максим сидел под подоконником, как можно теснее прижавшись к холодным рёбрам батареи. Прижавшись так, словно хотел слиться с покрытым грязной облупившейся краской металлом. Максим ждал. Ждали соседи. Ждали все, кто имел несчастье жить в этом доме. Максим мечтал, что когда-нибудь всё это закончится, что ему не придется вот так вжиматься в батарею, не придется вздрагивать от любого громкого звука за грязным стеклом давно не мытого окна, не придется жить только нынешней минутой, не задумываясь о том, что будет завтра. Как и все, кто имел несчастье жить в этом доме. Наконец, негромкий гул дизельного двигателя разорвал звенящую тишину. По улице медленно, неумолимо, словно танк, полз выкрашенный черным глянцем военный грузовик, украшенный таким же черным как мрачные борта, массивным мегафоном. - Ваше правительство заботится о вас! Ваше правительство любит вас! Ваш президент гарантирует... Каждый день в одно и то же время этот страшный грузовик полз по улице, распространяя тошнотворный механически бесцветный голос, заставляя прятаться и замирать, в надежде, что в этот раз его минует внимание Ока. Едва заслышав бесцветный монотонный голос, Максим крепко зажмурился и до боли еще теснее прижался к холодному металлу. Он ненавидел себя за это. Он ненавидел свой страх, своё бессилие что-то изменить. Но выбор сделан. Не им, за него. Давно. И горе тому, кто попадется неумолимому Оку. Ноябрь выдался холодным. Максим медленно шел по улице, уперев невидящий взгляд под ноги. Он знал, что редкие прохожие идут точно так же, идут так, словно их здесь нет. Неписанный закон улицы запрещал поднимать взгляд. Поднимешь голову, значит увидишь то, что видеть не хочется. Увидишь, что некогда зелёный бульвар превратился в широкую серую просеку, на которой вместо клумб и деревьев растут грубые деревянные рамы четыре метра в высоту. Увидишь, что на перекладине этих рам висят тела. Тела соседей, которые либо подняли голову и посмели открыть рот, чтобы высказать свое несогласие, либо неосторожно попавших под взгляд Ока. Увидишь кости животных и птиц, которых обглодали те, кому было нечего есть. Иногда среди желтоватых костей встречались человеческие черепа, укоризненно глядя провалами глазниц на опустивших взгляд навечно перепуганных прохожих. Когда-то этот город был полон жизни. На улицах играли дети, на лавочках сидели мамы с колясками, иногда по бульвару проносились подростки на различных мелкоколёсных средствах передвижения, разнося по округе хриплые вопли модных исполнителей из портативных колонок. Гуляли люди с собаками, неспешно прогуливались пожилые пары, с ностальгической тоской вспоминая прошлое, глядя на массивный памятник героям давней войны, который невозмутимо портил вид своей нелепостью и грузностью среди зеленого буйства растущих на бульваре деревьев. Так было раньше. Теперь даже летом серая хмарь и пыль покрывали все, что когда-то кипело жизнью. Максим шел, ничего не видя вокруг себя, вспоминая. Его отец любил шутить, что его, отца, родители говорили ему, что им обещали, что их дети будут жить хорошо, а теперь они рассказывают своим детям, что жить было хорошо им самим. Максим горько усмехнулся, но тут же, словно опомнившись, снова очистил свое лицо от каких-либо эмоций, украдкой оглядевшись по сторонам, надеясь, что его ухмылку никто не заметил. Но нет, вокруг не было никого, кто мог бы заметить этот спонтанный порыв эмоций. Вокруг вообще никого не было. Немного успокоившись, Максим побрёл дальше. Едва он закончил школу, случился конфликт на границе. Войска под видом миротворцев вторглись на территорию соседнего государства, якобы с целью предотвратить какой-то конфликт. В тот момент все решили, что это случайность. Когда он поступил в техникум, Президент был избран на второй срок, а власти начали повышать цены, мотивировав это грядущими изменениями. В лучшую сторону, конечно. В тот момент все решили, что изменения будут. И изменения были. Цены росли как бамбук, начались сокращения, стало очень много безработных. Интернет и мобильная связь стали самым жестким образом контролироваться, а затем и вовсе были ограничены территорией страны. По стране прокатилась волна террористических актов. Власть ввела военное положение. В тот момент все решили, что это будет правильно. Никто не знает, когда именно всё начало катиться под откос. После введения военного положения государственные силовики и полиция стали устраивать облавы и обыски. Начались аресты. Затем все предприятия перешли под контроль государства. И снова волна массовых сокращений. Новоиспеченные безработные вышли на стихийный митинг в знак протеста. Военные без предупреждения открыли стрельбу на поражение. А затем на улицах города стали появляться Очи. Мрачные черные грузовики в одно и то же время ползли по улицам, распространяя парализующую ужасом пропаганду. Любой, кто был замечен даже в окне своей квартиры, не говоря уже о просто нахождении на улице, исчезал. Через некоторое время он появлялся снова. С черным мешком на голове, и подвешенным на деревянных рамах, которые теперь вместо деревьев украшают бульвары, улицы и парки города. Людям запрещалось практически всё. Свобода слова? Упразднена. Она рождает противоречия между людьми, сея вражду и инакомыслие. Свобода выбора? Упразднена. В нашей стране есть люди куда умнее и образованнее вас, они прекрасно знают, что вам нужно. Лучше вас самих. Право на публичные собрания и митинги? Упразднено. Они рождают смуты. Право на личную жизнь? Упразднено. Если ваша совесть чиста, вам нечего скрывать. Свобода вероисповедания? Упразднена. Различия рождают противоречия и разногласия. Право на справедливый суд? Он справедлив. Нарушил закон - смерть. Максим шел по улице, бесстрастно глядя под ноги. Шел без цели. У него нет работы. У него нет близких, ради которых стоит жить. Больше нет. У него нет друзей, потому что он больше не может кому-либо доверять. Сдай соседа, получи пайков на неделю. Максим едва не столкнулся с массивной фигурой. Перед ним стоял полицейский. В руках дубинка, но стеклянное забрало шлема поднято. Полицейский молча смотрел на Максима, который в ужасе чуть не осел на землю. - Максим Павлович Бажнов? - Д-да, - едва слышно прошептал Максим, уже зная, что будет дальше. Его едва ли не нежно взяли под руки, и внесли в чрево черного остро пахнущего дизелем грузовика. Максим знал, что больше некому будет поить водой небольшую луковицу, которую он заботливо выращивал дома в тазу. Знал, что больше ему не суждено появиться в своем доме. Он закрыл глаза и посмел улыбнуться. Скоро всё закончится. Скоро ему не нужно будет бояться. Скоро ему не нужно будет бесцельно бродить, уперев глаза в пол. Скоро ему не нужно будет вжиматься в батарею, замирая от первобытного ужаса. Скоро всё закончится. Скоро...