стену между Центром и Средним кольцом, элита снова будет считать себя выше остальных. Что тоже приведет к неприятным последствиям. Увы, человеческие пороки можно подавить, только изолировав их в одной и той же среде. Если люди равны, то им нечем кормить свою алчность. Само собой, иногда некоторые пытались внести смуту своим недостойным поведением. Они наказывались. Для особенно ретивых был создан Отдел №3 УПиКОМ. Со своим куратором Максим решил поговорить через несколько дней после своего экзамена, пока его воспоминания не успели потерять ту палитру ощущений, которые он испытал, впервые лишая жизни другого человека. Виктор Сергеевич внимательно его выслушал, и на вопрос, почему было необходимо так мучить того несчастного непосредственно перед прекращением его страданий, ответил так: - Иногда Синодальный Суд дает разрешение на вольное исполнение казни как раз для стажеров. Те, кто провинился особенно сильно, служат... Назовем это «опытными образцами» для новичков в нашем отделе. Так что требовать от стажеров лишать жизни преступника - вот так, не приходя в себя, нужно для того, чтобы убедиться, что претендент на это способен. Необходимо убедиться, что стажер готов выполнить приказ, и лишить жизни того, на кого указали пальцем сверху. Повиноваться, потому что так приказали. Также решение оставить выбор метода казни нам означает, что судьи не смогли определиться с наказанием. Это случается довольно редко. Но все-таки случается. - Неужели суд никогда не ошибался? - Я бы на твоем месте не стал забивать этим голову. Такие мысли не ведут ни к чему хорошему, поверь. Не нам решать, что правильно, а что нет. Мы - всего лишь инструменты, орудия суда. Я доверяю судьям, и тебе советую. - Но он же так мучился... - Перед глазами Максима всплыло лицо несчастного. - И ты прекратил его страдания. Ты проявил милосердие, что мне, будем откровенны, очень понравилось. И при этом ухитрился не нарушить условия экзамена. То, что ты сделал, доказало, что у тебя есть сердце. И я очень тебя прошу, молодой человек, постарайся сохранять это свое качество как можно дольше. Я уже не первый десяток лет являюсь катом, - Признался Виктор Сергеевич, - Сначала я работал в Столице под руководством Агентства контрразведки, затем, когда появился Орден, меня перевели сюда для обучения таких же стажеров как ты. За столько лет работы я перестал чувствовать то, что чувствовал ты. - Когда вы зачитали приговор тогда, вы перечислили его преступления. Но мне было почему-то жаль его... - Я это видел, - Виктор Сергеевич помолчал, - Ты будешь выдающимся катом. С очень важным и редким качеством для нашей профессии. - С каким? - С милосердием. Сейчас Максим, сидя на лавке в парке, снова и снова прокручивал в памяти этот разговор. Уже теперь эмоции от первой казни потускнели. Похоже, что куратор ошибся насчет него. Впрочем, будущее покажет. Почти все свое свободное время Максим гулял, изучая и познавая новый мир. Живя во Внешнем кольце, он настолько привык к тому, что люди готовы убивать друг друга за кусок пойманного голубя, что пока еще не научился доверять людям вокруг него. Он все так же по привычке ходил, опустив голову, а когда ловил себя на этом, резко вскидывал ее, притягивая к себе недоуменные взгляды прохожих. Максим решил, что пока он не привык окончательно к новой обстановке, ему следует учиться жить по-новому там, где меньше всего глаз. Для этого он выбрал небольшой сад в парке неподалеку от Цитадели. Этот уголок был достаточно глубоко спрятан внутри парка, и люди заходили туда достаточно редко, что позволяло Максиму предаваться чтению, и учиться держать голову прямо. Особенно он любил читать на удобной деревянной скамейке под развесистой ивой. Об этом месте знал только его куратор, который иногда приходил навестить Максима, и поговорить с ним ни о чем. И всегда брал с собой корзинку для пикников, доверху набитую разнообразными бутербродами, баночками с вареньем, термосами с самым настоящим кофе или с морсом. А еще Максим никак не мог привыкнуть к разнообразию магазинов и лавок, густо расположенных по всему Центру. Книжные магазины, одежные и обувные, продуктовые, пекарни, кондитерские, магазины спортивного инвентаря, магазины для хобби. Конечно, их было много разных, но у всех была одна отличительная черта. В продуктовых магазинах не было мяса и алкоголя. Мясо считалось грязной пищей, а алкоголь, по мнению жителей Центра, употребляли только самые низкие слои общества. В книжных магазинах подавляющее большинство товаров составляла духовная литература. А чтобы купить фантастику или даже просто зарубежную литературу требовалось письменное благословение Синода. Если с книгами у Максима проблем не было, поскольку его новое удостоверение сотрудника УПиКОМ (оно же и заменяло паспорт) позволяло ему свободно покупать любую на его вкус литературу, то в плане рациона питания Максим сильно страдал. Он привык к мясу. Он не мог насытиться даже двойными порциями пищи, хотя они были достаточно сытными и вкусными. Когда Максим рассказал о своей проблеме Виктору Сергеевичу, тот посоветовал покупать побольше орехов. Впрочем, даже на вегетарианской диете Максиму удалось прилично набрать вес даже за ту неделю, что он успел пожить в Центре. Его не переставало удивлять, что люди здесь всегда дружелюбные и приветливые, всегда готовы помочь и подсказать. Он не привык к такой открытости. В нем почти каждый раз просыпалась старая привычка искать в добрых поступках подвох. Через десять дней после его экзамена, Максима снова вызвал куратор. Им прислали новых преступников для экзекуции. Ими оказались житель Среднего круга и девушка, пойманные за прелюбодеянием. Молодой парень осмелился вступить в связь с этой девушкой, не состоя с ней в законном браке. Максим неохотно облачился в свою рабочую форму, и пошел за куратором в «операционную», гадая, каким образом будет проводиться экзекуция. На вопрос, нужно ли посетить инвентарную, Виктор Сергеевич лишь ответил, что уже все приготовлено, им предстоит лишь провести экзекуцию. В круглой белой операционной вместо стола стояли два массивных кресла, к которым специальными крепежами были прикованы двое молодых людей, не позволяя им пошевелиться. Рты обоих были заткнуты кляпами. Вместо медицинского столика стояла небольшая жаровня, а рядом с ней стоял чемодан. Виктор Сергеевич встал перед креслами, и вытащил из папки, которую нес под мышкой, приговорный лист. - Виктор Алексеевич Позняков, Синодальным судом вы обвиняетесь в преступном прелюбодеянии, - Сказал он, повернувшись к молодому человеку, -Ваша вина доказана. Вы приговорены к гуманному оклеймению. Вам понятен приговор? Молодой человек покорно опустил голову. - Анна Анатольевна Бондаренко, Синодальным Судом вы обвиняетесь в преступном прелюбодеянии, а также искушению и введению в грех гражданина Познякова Виктора Алексеевича, - Теперь его взгляд уперся в девушку, - Ваша вина доказана. Вы приговорены к гуманному оклеймению, и тридцати ударам. Вам понятен приговор? Она, как и ее сотоварищ по несчастью, не стала бурно реагировать на приговор. Похоже, что оба сочли свое наказание гораздо менее суровым, чем оно могло бы быть. Максима несколько удивило, что девушке приговор был вынесен более суровый, чем парню, однако он уже успел осознать, что сначала работа, а все вопросы уже потом. - Ваш приговор обжалованию не подлежит, и будет приведен в исполнение немедленно, - Куратор коротко кивнул Максиму, давая понять, что пора приступать к работе. Максим, который уже успел ознакомиться с правилами проведения такого рода экзекуций, разжег жаровню, и раскрыл чемодан, в котором обнаружились два клейма на длинной стальной ручке, и длинная, около ярда, тонкая бамбуковая палка. Разложив клейма на жаровне, он подошел к подсудимым, и обоим задрал рубашки до подмышек. На грудь девушки он старался не смотреть. Клейма довольно быстро разогрелись, и матово светились оранжевым. Начать Максим решил с парня. Он взял в руку клеймо, тщательно прицелился, и приложил раскаленный металл к боку парня почти у самой подмышки. Раздалось отвратительное шипение, и в воздух запах паленым мясом. Парень зарычал от боли, но держался достойно. Максим с уважением посмотрел на него сквози прорези маски. Вернув клеймо обратно в чехол, он взял второе, и повторил процедуру уже с девушкой, которая тоже держалась более чем достойно, как и парень. Разве что по щекам покатились крупные слезы. Но это была лишь первая часть ее наказания. Максим распустил ремни креплений, освобождая ее руки и ноги, и отвел ее за спинку ее кресла, на спинке которого также были ремни для рук. Приковав ее, он взял в руки палку. Парень сидел тяжело дыша, и крепко зажмурив глаза. Он кивнул куратору, чтобы тот вел отсчет ударов. Девушка была красива, и Максим старался наносить удары так, чтобы не сильно ей вредить, не уродовать ее лишний раз, стараясь бить убедительно, но в половину силы. Но как бы он ни старался, гибкое бамбуковое дерево все равно причиняло сильную боль. Куратор вел отсчет. После шестого удара девушка упала на колени, после четырнадцатого повисла на прикованных ремнях, после двадцать пер