Он не мог оставаться в родительской квартире. В ней все терзало его душу, напоминая о том, как счастливо они жили раньше. Старенький велосипед отца, швейная коробка матери. Альбомы с фотографиями, коробка старых Максимовых игрушек. На косяке входной двери были видны зарубки; отец каждый день Рождения Максима делал зарубку на косяке, чтобы посмотреть, насколько вырос его сын. Максим переехал обратно в свою квартиру на бульвар. Оттуда добираться до работы было тяжелее, но он мог спокойно возвращаться домой, не замирая сердцем, натыкаясь на очередной памятный предмет. Но и дома он оставался совсем один. По вечерам он иногда срывался к телефону, чтобы позвонить матери, а потом, когда уже наполовину набирал номер, вспоминал, что трубку на другом конце уже не возьмут. Он ездил на работу, глядя, как на улицах разворачиваются самые настоящие военные действия. Несколько раз автобус, в котором он ехал, обстреливали мятежники. Во время очередного обстрела шальная пуля пролетела в дюйме от его лица, и попала в шею стоящего рядом мужчины. Он умер до приезда «скорой». Впрочем, «скорые» теперь приезжали чаще всего слишком поздно. Врачи и фельдшеры бастовали, и переставали выходить на смены. Экипажей «скорой» становилось все меньше. А вот вызовов, напротив, становилось все больше.
Спустя несколько месяцев после похорон матери, он приехал на работу, и увидел, как несколько военных в странной черной форме выводят из здания его начальника. Проследовать за ними ему не позволили. Пока он спорил с военным, из-за угла донесся выстрел. Военные возвращались уже без Романа Андреевича. Секретарша, Ольга Вячеславовна, когда Максим поднялся в кабинет начальника, собирала вещи. - Ольга Вячеславовна, что происходит? - Сокращают нас, Максим Павлович. Нет больше нашего отдела. - А Роман Андреевич?.. - Его обвинили в сепаратизме и потворству террористам, - Ольга Вячеславовна закрыла руками лицо, и зарыдала, - Он же ничего такого не сделал... - Я видел, как его вывели из здания... - Они его убили! За то, что он отказался предоставить записи без распоряжения полиции! Убили! - Только из-за этого? - Максим был в шоке от происходящего, - Он что, сопротивлялся задержанию? - Нет... Они пришли и потребовали записи, - Максиму было трудно разбирать слова за всхлипами, - Он сказал, что ничего не даст, пока не будет ордера из полиции. Они обвинили его в сепаратизме, и скрутили... Максим взял со стола бумагу со своим именем. Согласно этой бумаге, их отдел был передан какому-то «УПиКОМ», а все сотрудники сокращены. Он молча развернулся и поехал обратно домой, все еще не веря в происходящее. Все вокруг него напоминало дурной сон. Через неделю после этого он увидел, что к бульвару съезжаются грузовики с большими бетонными блоками в кузовах, и строители в сопровождении военной бронетехники и солдат. Стену построили быстро. Максим узнал, что таких стен всего три. Одна отделяла центральный район от промежуточного, вторая - промежуточный от внешнего, а третья - внешний от всех остальных, замкнувшись кругом вокруг всего города. Некоторые пытались бежать, но солдаты их ловили, и на месте вешали на столбах. Полиция им помогала. После очередной кровавой демонстрации военные арестовали мэра и его приближенных по обвинению в организации террористической деятельности. Эту показательную казнь транслировали по всем телеканалам. Мэра и еще восемнадцать человек вывели на центральную площади, где уже возвышались бетонные арки виселиц. После зачтения приговора, им накинули на головы черные мешки и петли. Их вешали медленно, постепенно натягивая веревки. Полчаса трансляции смерти. Затем с речью выступил Патриарх Себастиан. - Мир вам, братья и сестры! - Вещал он с экрана, - Мы все видели лицо врага, и к чему приводит его греховная деятельность. Враг может скрываться за улыбками и призывами о мире, он говорит о действиях ради мира и благополучия, однако его действия говорят об обратном. Посмотрите на них, - Патриарх показал на девятнадцать покачивающихся тел позади него, - Эти еретики, прикрываясь своим высоким служебным положением, сеяли раздор и вражду между нами! Из-за их действий пострадали многие из нас. Каждый из нас по их вине потерял кого-то из своих родных и близких. Знайте, братья и сестры! Сопротивляться воинам Господа нашего есть грех, который будет караться, согласно Писаниям. Грех есть болезнь, и наша задача исцелиться от этой чумы. И толпа приветствовала его. Ему аплодировали, кричали его имя, тянули к нему руки. - С тяжелым сердцем я объявляю, что в городе вводится комендантский час, - Продолжал Патриарх, перекрикивая бушующую толпу, - С сегодняшнего дня любой, кто будет замечен вне дома после шести часов вечера и до шести часов утра без уважительной причины, будет арестован до выяснения обстоятельств. В связи с этим все городские предприятия переходят на новый временной режим работы. Все городские учреждения и коммерческие точки будут работать с семи часов утра до пяти часов вечера. Толпа бесновалась. По большей части Патриарха приветствовали, ликовали и радовались, другие же поднимали к небу плакаты с осуждающими надписями. Вторых безжалостно вязали полицейские и гвардейцы. В ход шли кулаки, ноги и дубинки. Не щадили и детей. А толпа бесновалась. Со смехом и улюлюканьем они толкали протестующих в руки полиции. Они рвали на несчастных одежду и волосы, топтали плакаты, били. Вели себя так, как и положено толпе. Максим с отвращением выключил телевизор. Его трясло от злости. Он швырнул кружку в стену. Один осколок рассек ему бровь. Максим, тяжел дыша, побежал за аптечкой, зажимая ладонью рану. В дверь позвонили как раз в тот момент, когда Максим уже заклеил рану пластырем, и убирал аптечку на место. Он открыл дверь, и увидел соседа. - Здорово, Максимка, - Поздоровался сосед, - Это что с тобой такое? - Да, так, Сергей Михалыч, бандитская пуля, - Отмахнулся Максим, - Кружку разбил, осколком цепануло. - Ну да, ну да, - Явно не поверил сосед, - Слыхал, что творится? - В центре-то? Еще бы. Только что телевизор выключил. - Звери проклятые. Никакой управы на них теперь нет. - За такое под суд отдают. - Суд? - Сергей приподнял брови, - Нет больше суда, мальчик. Рядом с мэром суд покачивается. - В смысле? - Не понял Максим. - В прямом. Думаешь, это просто коллеги нашего мэра там висят? Не-е-ет, там еще и начальники из полиции висят, и судьи, и приставы. Всех, кто им мешал до власти дорваться, они повесили, не моргнув и глазом. - Но так же нельзя! - А они считают иначе. Как теперь будешь до работы добираться? Тебе больше часа ехать нужно. - А никак. Сократили меня. - И как ты теперь? - Не знаю. Буду надеяться, что найдется хоть какая-то работа поближе, - Ответил Максим, - Я уже на что угодно согласен.