Но она медлила.
«Хватит…»
Искать позитивные стимулы. Важные и приятные настолько, что пробьются через блокаду и вытянут в реальность. Артефакты? Опыты? Тренировки? Всё это у Криса было — и разве помогло?
— Может, тебе радиоуправляемый вертолёт подарить?
«Да улыбнись же, чёрт возьми! Мне и так страшно!»
Вот только почему это должно быть аргументом?
«Хватит…»
Опыт, почерпнутый из учебников и лекций, требовал срочных действий. С каждым часом, с каждым днём полеэмоциональная блокада захватывает человека всё сильнее, грозя стать необратимой. Перед глазами всплывали строчки справочников, пугая последствиями. Атрофия поля, нарушение когнитивных функций, глубокая кома…
Чутьё — неожиданное, необъяснимое — кричало что-то совершенно не соответствующее теории. С ним спорили страх и желание опереться на чужой опыт, сложить ответственность.
«Твоя неуверенность его убивает», — предостерегал здравый смысл.
«Решающую роль играют индивидуальные свойства личности и поля», — цитатой из учебника отвечала интуиция.
— Что мне делать? — спросила Джин, понимая, что уже приняла решение.
Шоковая терапия? Лавина впечатлений? Эмоциональный шквал? Для человека, за последние полтора месяца пережившего столько, что уму непостижимо. И всё это время ухитрявшегося улыбаться. За себя и за того парня. Эта заразительная улыбка стала настолько привычной, что её отсутствие пугало больше, чем удар шпаги. Больше, чем беспорядки на улицах. Её нужно было вернуть. Чем скорее, тем лучше.
«Кому нужно?»
Джин закусила губу. Как бы всё ни обернулось, ей придётся с этим жить. Разделить ответственность будет не с кем.
«Хватит, — горячо билось в висках. — Не могу. Хватит»
К чёрту страх.
Она осторожно опустила руку Криса на одеяло.
— Отдыхай, клоун. Мы подождём. Сколько нужно, столько и подождём.
Он наконец-то заснул. По крайней мере, закрыл глаза и не казался больше безжизненной куклой. Обычный уставший мальчишка. Солнце заглянуло в комнату, разлеглось на подушке. Джина подошла к окну, и взгляд её снова упал на двенадцать стеклянных ампул.
Что же ты с собой сотворил, клоун?
Что мы с тобой сотворили?
И почему ты нам это позволил?
Она вздохнула и плотно задёрнула шторы.
В этот момент дверь тихо приоткрылась.
— Джин? — позвала Элли. — Всё нормально?
Колдунья предостерегающе взмахнула рукой.
— Не входите! — негромко, но настойчиво потребовала она. — Жак, вам можно. Остальные — брысь отсюда. Никаких полей и артефактов!
Она забрала с прикроватной тумбочки анализаторы, оставленные Элеонорой во время первого осмотра, и вышла из комнаты. Подполковник немного постоял на пороге, но войти так и не решился. Будто боялся оставаться с сыном наедине.
— Вам бы поспать, Жак. Ваши переживания ему сейчас никак не помогут.
Джина забилась в кресло, обхватила колени руками. Наедине с отцом Криса она чувствовала себя неуютно. С той самой минуты, когда на вопрос «Что мы теперь будем делать?» ответила: «Ждать».
Старший Гордон отвернулся от окна, скрестил на груди руки.
— Думаешь, я смогу заснуть?
— У вас был очень тяжёлый день, вы устали, — ответила Джин. — Думаю, сможете. По крайней мере, я на это надеюсь. Вы же завтра снова на службу? Перед этим лучше отдохнуть. Если с вами что-то случится, Крису это уж точно не пойдёт на пользу.
Жак не ответил, одарил колдунью мрачным взглядом и снова уставился в окно.
— Вы мне не доверяете? — решилась Джин. — Хотите, чтобы его лечил другой врач?
Подполковник ответил не сразу.
— Ты представляешь, что значит доверить кому-то жизнь своего ребёнка? — спросил он наконец.
— Отчасти.
Жак удивлённо обернулся.
— Одну жизнь мне так уже доверили, — пояснила Джин, стараясь не думать о том, насколько отличались тогдашние обстоятельства.
— И как?
— Эш выглядит вполне здоровым, правда? — Колдунья слабо улыбнулась. — А между тем, его болезнь была куда опаснее, чем у Криса. И если бы пять лет назад его мама мне не поверила…
Улыбка исчезла. Им обеим тогда очень повезло. И ей, и Илоне. Они обе сделали правильный выбор. Но для спасения Эша достаточно было чистой силы. А сейчас…
— Иногда для бездействия нужно гораздо больше смелости, чем для борьбы, — произнесла Джин, надеясь, что её слова не звучат как нотация. — Мне тоже было бы проще что-то делать, распутывать сложные чары, тащить Криса в какой-нибудь клуб, чтобы обеспечить «позитивные стимулы», вместо того, чтобы сидеть здесь и думать, что я сделала не так и как можно было всего этого избежать. Но я почти уверена, что выходить на улицу Крису сейчас нельзя. Даже из комнаты — не стоит. На него слишком много свалилось. Вы не представляете, как трудно ему было в последнее время.