В его голосе даже обиды не было. Будто мальчишка не жаловался, а повторял прописные истины. Джине стало неловко. Помолчав немного, она попыталась сменить тему.
— С тобой, кстати, моя начальница жаждет познакомиться.
— Симпатичная? — Крис смахнул с лица мрачную задумчивость и хитро прищурился.
— Ей сорок два, если что, — уточнила Джин.
— И это мешает ей быть симпатичной? — фыркнул Крис и спросил уже серьёзнее: — И зачем я ей понадобился?
— Хочет поговорить о твоей уникальной выносливости. Если верить статистике, ты должен был уйти в блокаду лет десять назад. Ей интересно, как ты ухитряешься самостоятельно регулировать чувствительность поля.
— А как вы все ухитряетесь? — усмехнулся Крис. — Я почти так же, только осознанно. — Поймав непонимающий взгляд Джин, он охотно пояснил: — Любое поле само защищается от слишком тесных контактов с другими полями, артефактами и прочими внешними энергиями. Такая встроенная защита от перегрузок. А у меня её нет. Дефект конструкции.
— А я думала, дело в тактильной чувствительности… — удивилась колдунья.
— Ну да, в ней тоже. Там какая-то хитрость со связанными генами. Я так глубоко в биологию пока не закапывался. Обычно такие сбои — это либо сразу нежизнеспособность, либо постоянное лечение и изоляция. Чем сильнее поле, тем труднее. У меня вот слабое, так что сразу не слишком долбило. А потом уже как-то приспособился. Так что я не уникальный, а везучий.
— И психика у тебя гибкая, — хмыкнула Джин.
— Точно, — радостно подтвердил мальчишка, наливая себе вторую чашку кофе.
— А родителям почему не рассказал? Когда понял. Есть же способы лечения. Зачем было одному мучиться?
— Я больниц боюсь, — неожиданно смутившись, признался Крис. — С детства. А если бы маме хоть заикнулся, она бы меня по врачам затаскала. Нашли бы эту болячку — и всё. Всю жизнь под микроскопом. Ну нафиг. Лучше самому. Тем более нормально это всё равно не лечится. Пока.
Он задумчиво улыбнулся, достал из кармана ключ от лаборатории. Вычертил им какой-то узор на скатерти.
— «Метамфенол», кстати, при таком диагнозе тоже назначают, — как бы невзначай обронил Крис. — В более серьёзных случаях, конечно.
— Я тебе его верну, — неожиданно для себя самой заявила Джин. — Только пообещай, что если снова начнёшь терять контроль над эмоциями и полем, скажешь мне. Доверие же должно быть обоюдным, правда? Я, конечно, не психолог, но полевик, говорят, неплохой. И кое-что могу без всяких больниц и микроскопов.
Крис просиял. И колдунья очень надеялась, что дело не только в возможности вернуть препарат для опытов.
— Обещаю, — с готовностью кивнул он. И поднялся, услышав голос зовущей его Тины. — Кстати… — Не дойдя до двери, Крис вдруг остановился. — Ты же про второго постоянного пациента только для красного словца сказала? Чтобы меня подбодрить?
— Нет, конечно. С чего ты взял?
— Ну… Просто такая заманчивая перспектива… — с наглой ухмылкой протянул Крис.
Джина схватила подвернувшееся под руку полотенце, скатала его в плотный шар и с размаху запустила в пациента.
— Убьёте, доктор! — захохотал мальчишка, выскакивая за дверь.
Через полминуты Джин вышла следом.
— Эй, клоун!
Крис удивлённо обернулся на верхней ступеньке лестницы.
— Спасибо. Без тебя я бы ни за что не справилась.
Мальчишка счастливо улыбнулся и, бодро козырнув, скрылся на втором этаже.
Через два дня Лаванда с Алисой вернулись в Зимогорье.
Часть 8. Клоунада
Звонок телефона застал Тину в прихожей. Девушка только что пришла с работы и предвкушала уютный вечер с книгой и чашкой какао, но голос у Гая был такой, что пришлось снова застёгивать пальто и выходить из дома, не успев даже поздороваться с семьёй.
— Надо поговорить.
Лейтенант Сиверс, заложив руки за спину, расхаживал вдоль столика в «Тихой гавани».
— Это все уже поняли, — буркнула Джин. — Можно поточнее?
Эш и Рэд молчали, ожидая, пока Гай сам расскажет о причинах неожиданного совещания. Но лейтенант отчего-то медлил.
— Видимо, дело опять в Крисе? — предположила Тина.
— Почему ты так думаешь? — уточнил Гай. — Есть повод?
— А что, для этого нужен ещё какой-то повод, кроме твоей паранойи?
— Тин… — Рэд примирительно поднял ладонь.
Кристина замолчала, оперлась спиной на стену и скрестила руки на груди.