От её тёплого взгляда почему-то стало холодно. Фигура Патриции потемнела, контуры её размылись, поплыли мягкой глиной. Он всё ещё смотрел в её глаза и не видел их. Не помнил.
Тик-так.
— Пэт… — он потянулся к ней, но рука ухватила пустоту.
Тик-так.
Тёмная больничная палата. Жёлтый свет фонаря растёкся по обшарпанному полу. Девочка. Маленькая, бледная, почти сливающаяся с белой постелью. Только рыжие волосы горят на подушке.
Тик-так.
Выбирай, Эштон. Впрочем… Ты ведь уже выбрал, правда? Давно выбрал. Тем лучше. Тем проще. Ты проснёшься, и всё будет иначе. Всё в твоих руках. В руке, обхватившей тонкую шею. Девочка не может пошевелиться. Она только смотрит огромными глазами. Понимающе смотрит.
Скрипят шестерёнки. Скрипят суставы сжимающихся пальцев.
Не спорь, Скай. Ты же сам этого хотел.
Эш зажмурился. Схватил ртом воздух.
Тик-так.
Кто-то зовёт его по имени. Постоянно зовёт его по имени.
— Эш…
Тик-так.
— Эш, мне больно.
Голос ускользает, растворяется.
«Только продержись, ладно?»
Тревожный, неотрывно следящий взгляд.
«Я тебя когда-нибудь убью…»
Липкая кровь на холодных ладонях. Паника в воспалённых глазах.
«Я же не дура, мистер Скай…»
Слабые удары пульса под чужими, непослушными пальцами.
Тик. Так.
Он заставил себя открыть глаза.
Мягкие лучи солнца, пробившиеся сквозь кроны деревьев, косыми полосами лежали на стенах и потолке, золотили рыжие волосы девушки, неподвижно сидящей на краю кровати. Взгляд никак не фокусировался на чертах её лица. Жаркой волной по телу прокатился страх. Непривычное и оттого ещё более мощное чувство неподконтрольности происходящего. Тиканье настенных часов гулкими ударами отдавалось в груди, в горле, в кончиках пальцев.
Тик-так.
Он приподнялся на локте.
— Пэт?..
Джина покачала головой, не пытаясь высвободить из его руки словно тисками сжатое запястье.
— Нет. Всего лишь я.
Эш рухнул на подушку. Обжигающе холодный компресс соскользнул со лба. Мир обретал чёткость.
— Всего лишь ты…
Он вздохнул, облегчённо отгоняя мутный бред. Разжал пальцы, с трудом убедив себя, что хрупкое запястье Джин — не единственная его связь с реальностью.
— Как ты?
— Похоже, всё ещё жив.
Слова с трудом продирались через пересохшее горло. К губам приблизился стакан с водой.
— Этого пока достаточно.
Тяжесть в груди отступила. Дышалось легко. Голова перестала казаться бесполезным вместилищем ваты. Эш тяжело заворочался, отодвинулся к стене, освобождая место Джин.
— Ложись спать, — не то разрешил, не то попросил он. — Я уже не умру. Правда.
Джин зевнула, но следовать указаниям не спешила.
— Не веришь?
— Ты слишком хорошо умеешь мне врать. «Всё в порядке, Джин. Езжай на курсы. Ничего со мной не случится…» — передразнила она. — Что было бы, если бы я успела уехать?
— Ты давно была бы свободным человеком…
— С порушенной нервной системой и комплексом вины, — перебила Джин.
— Ну сколько ещё раз мне нужно попросить прощения? — простонал Эш устало и почти жалобно.
— Да не в этом дело. Я давно не злюсь. И даже, наверное, понимаю тебя. Просто не удивляйся, что мне иногда трудно тебе верить. Если хочешь, чтобы я не переживала, перестань поступать так, как сегодня. То есть уже вчера. Ты же обещал предупредить, если станет плохо. Неужели не почувствовал?
Он промолчал.
— Ну и зачем было притворяться? — Джин старалась смягчить тон, но слова всё равно звучали слишком резко. — Вектор бы и так нашли. Как видишь, твои героические жертвы для этого не понадобились.
Она всё-таки легла. Пощупала его лоб, посчитала пульс, прислушалась к полю. И впервые за эту ночь спокойно вздохнула.
— Эш, некоторые важные вещи не требуют твоего участия. Смирись уже. Мир не рухнет, если ты ненадолго перестанешь подпирать его плечами. Ты не можешь быть в ответе за всё. В конце концов, то, чего не сделаешь ты, сделает кто-то другой.
Оружейник обдумал её слова и спросил так серьёзно, будто действительно ждал ответа:
— А если нет?
Джин ничего не сказала, только закусила губу.
— Знаешь, иногда тяжесть мира на твоих плечах — единственное, что не даёт потерять равновесие, — задумчиво произнёс Эш.
Колдунья перевернулась на бок.
— Тогда спи, спасатель утопающих. Твои плечи миру ещё пригодятся.
Эш послушно закрыл глаза, но заснуть не смог. Он долго лежал, глядя на Джин, на бледное плечо поверх яркого одеяла, на тонкую линию шеи, виднеющуюся из-под лёгких рыжих завитков, и чувствовал, как в груди поднимается тревога, как учащаются, становясь болезненными, удары сердца. Как звенит от напряжения донорская связка, ставшая вдруг неожиданно эфемерной, готовой исчезнуть, стоит ему только провалиться в сон.