Они двинулись к нему, вытянув перед собой руки, словно им не терпелось прижать его к себе, и издавая гортанное ворчание — нет уж, покорно благодарен — Костя отнюдь не горел желанием оказаться в этих объятиях, понимая, что они будут последними. Объятья смерти… В них нет ничего величественного, когда на твоей шее смыкаются костлявые пальцы уродливого и отвратительно пахнущего мертвеца. Костя занес катану над головой, приготовившись к нападению, и ждал, когда они подойдут ближе. Рукоять меча была теплой, и ее температура повышалась по мере того, как мертвецы подходили все ближе. Меч словно тоже чувствовал опасность, и готовился к бою.
Лев бросился на них первым, ударом лапы обращая в пыль самого костлявого. Двое мгновенно отреагировали на это, двинувшись к нему — в могучем звере было куда больше мяса и крови, нежели в человеке, но третий продолжал неуклюже шагать к Косте, шамкая беззубым ртом. Катана сверкнула словно молния, и описав широкую дугу отсекла смердящему чудовищу правую руку… Ни испуга, не крика боли! Он даже не взглянул на упавший на землю обрубок, и лишь пошатнувшись двинулся дальше. Новый взмах меча… Костя не знал, откуда в его моторной памяти появились навыки владения холодным оружием — катана разила противника сама, требуя от своего обладателя лишь желания убивать. Голова зомби покатилась по опавшей хвое, сверкая зелеными искорками, отражавшимися в остекленелых глазах, но мертвое тело двигалось дальше, не видя в этом никаких помех для себя. Костя отскочил в сторону, избежав прикосновения костлявых пальцев, и снова занес меч для удара, но лев опередил его. В доли секунды расправившись со своими двумя он бросился на Костиного противника, и повалив его на землю крепко прижал лапами. «БЕЙ!» — словно бы говорил он. Три взмаха катаной решили дело в пользу зверя и человека. Обрубки ног и левой руки сгибались и разгибались, все еще требуя крови, но уже лишенные возможности добыть ее. Тело ползло вперед, извиваясь, словно змея, все еще улавливая какими-то своими рецепторами, доступными лишь мертвецам, запах жизни и крови. Поодаль еще два обезображенных смертью существа катались по земле, натыкаясь на деревья — орудуя единственным доступным ему оружием — клыками, лев лишил их возможно нападать, оторвав конечности.
Костя прижал катану к груди, чувствуя, как в его тело вливается таившаяся в мече сила. Он был готов к любому бою! Готов был встать на пути роты вооруженных солдат и порезать их всех на мелкие кусочки, готов был встретиться лицом к лицу с Многоликим и раскроить в полосочку всю его тысячу лиц! Он был самураем, готовым к любому вызову, — катана сделала его таким.
Тяжелый удар мохнатой лапы сбил его с ног, и падая он здоров приложился головой о ствол стоящего рядом дерева. Теряя сознание Костя почувствовал, как меч выпал из его обессилевших рук, и это вернуло его к действительности. Туман перед глазами разом рассеялся, и встав на четвереньки он пополз к лежащему на земле мечу, думая только об одном — вновь прижать его к груди, вновь напитаться исходящей от него силой. Еще один мощный удар, и Костя откатился в сторону словно резиновый мячик в руках ребенка. Подняв голову он увидел перед собой свирепую морду льва и оскаленные клыки с которых капала на землю отсвечивающая зеленью слюна. Зверь зарычал, и Костя ответил ему тем же, заставив отступить.
— Отдай мне его! — крикнул он в открытую пасть хищника, — Отдай мне мой меч!
Лев прыгнул, прижав его к земле, и лишая способности сопротивляться. И вдруг зеленоватое свечение вокруг потухло, а в сознание Кости ворвался громкий, отчаянный крик — крик боли и ужаса, многократно усиленный сотнями вековых сосен. То кричал лес…
— Она мертва! Она мертва! Она мертва!
Деревья повторяли эти слова, словно заклинание, и каждое слово клином врезалось в сознание Кости. Постепенно он начал возвращаться в реальный мир.
Лев лежал рядом, свернувшись клубком словно котенок, и хотя видеть этого Костя не мог, он чувствовал, что из глаз зверя текут слезы. Даже лев понимал, о ком говорит лес.
— Она мертва! Она мертва! Она мертва!
Костя взглянул на лежащую рядом катану и отвел глаза. Еще бы чуть-чуть и меч полностью завладел бы его разумом, как некогда покорил разум Аксона. Медленно но верно он вновь становился обычным человеком, а не нацеленным на убийства самураем, душа которого, видимо, и превратила обычный меч в столь страшное оружие. Медленно, но верно, он тоже начинал осознавать происшедшее. Лены больше нет.