У меня же к этой заразе обнаружился стойкий иммунитет. То, что со мной далеко не все в порядке я заподозрил уже давно. Еще в тот злополучный день, когда едва не оказался погребенным под руинами рухнувшей высотки. Впрочем, тогда просто списал это на невероятное везение, которое теперь преследовало меня неотступно. Шутка ли, столько боли и смертей вокруг, а я жив-здоров. С недавних пор стал замечать, что совершенно не нуждаюсь ни в воде, ни в пище, а сплю от силы пару часов за день, да и то скорее по привычке. При этом, чувствую себя превосходно. Может потому и не последовал примеру многих отчаявшихся, ведь будучи в норме, сумел сохранить ясность ума, а не обезуметь от голода, жажды или страха, подобно остальным. Для себя давно решил, что уйти в мир иной всегда успею. Пока же отчужденно наблюдал за агонией мира. Незамечаемый никем, словно призрак, бесцельно бродил по улицам своего погибшего города, наблюдая такое, от чего нормальный человек вмиг бы поседел. Но настал день, когда страх добрался и до меня.
***
Все то время, пока мне была отведена роль стороннего наблюдателя, я чувствовал себя марионеткой в чужих руках. Чья-то незримая воля направляла меня, не давая свернуть с намеченного пути, контролируя чувства и эмоции. Неприятно, но противиться этому было невозможно. Вот и сейчас словно кто-то подталкивал меня, заставив свернуть во двор этого дома, чудом уцелевшего после землетрясения. Двор был глухой, с единственным выходом через арку, которую я только что миновал. Постоял пару минут, осматривая хмурым взглядом обшарпанные стены и собрался уже было уйти, как вдруг слева послышался скрип. Я медленно повернул голову в ту сторону и увидел выходящего из подъезда мужчину.
С первого взгляда на него стало ясно – не жилец. Кожа на лице и руках отваливалась кусками, местами с мясом, обнажая жуткие гнойные раны. На скулах плоть была изъедена до костей. Знакомая картина – последняя стадия болезни. Этот бедолага, по идее, уже должен корчиться в предсмертной агонии. И откуда только силы взялись на ногах стоять! Не иначе, решил напоследок свежего воздуха глотнуть да с солнышком попрощаться. Привыкший к подобного рода зрелищам, я неожиданно осознал, что чувствую к нему не брезгливость, а жалость. Захотелось вдруг подойти, помочь, чем угодно – пусть даже добрым словом поддержать, хоть ему мои речи и до одного места. Я и впрямь шагнул навстречу. Обреченный поднял голову и в упор взглянул на меня, заставив остановиться. Как-то сразу стало не по себе. Затуманенный болью взгляд мужчины с каждым мгновением становился все более осмысленным. За одну минуту на изуродованном лице отразилась целая гамма эмоций: удивление, страх, злость и, наконец, мольба о помощи. Не знаю, за кого он меня принял, но, судя по всему, решил, что я и есть его спасение. Шаркающей походкой побрел в мою сторону, умоляюще протягивая руки. Я попятился. Человек открыл рот, пытаясь что-то сказать, может попросить не уходить, не оставлять его, но из горла вырвался лишь нечленораздельный хрип.
Внезапно кто-то схватил сзади за плечо, так что я заорал благим матом и дернулся в сторону, освобождаясь от судорожно вцепившейся в меня тонкой кисти, с обнажившимися кое-где до костей фалангами пальцев. Присмотревший к той, что чуть не наградила меня сердечным приступом, я обомлел. Еще она жертва страшной болезни и моя давняя знакомая, в которую когда-то был по уши влюблен. С ужасом и отвращением сейчас рассматривал ту, что десять лет назад была королевой выпускного бала: некогда роскошные светлые локоны грязной редкой паклей торчали на покрытой язвами голове, левый глаз отсутствовал, а из пустой глазницы сочилась желтая сукровица, пухлые розовые губы, которыми грезил каждый старшеклассник, исчезли, обнажив растянутые в зловещем оскале гнилые зубы. Опознать в этом ходячем трупе мою первую любовь помог золотой кулон, который я же ей и подарил на память. При иных обстоятельствах, наверное, порадовался бы, что мой подарок ей так дорог, раз носит до сих пор, но сейчас рванул наутек, позабыв обо всем на свете.
Далеко не убежал – во двор навстречу мне вывалилась целая толпа зараженных. Я отступил, было, надеясь спрятаться и переждать где-нибудь в доме, пока эти «живчики» не разойдутся, но тут двери всех подъездов, как по команде распахнулись, исторгая наружу новую порцию гниющей человеческой плоти. Похоже, сюда стягивались больные со всего города, а я был для них чем-то, вроде магнита. Живое кольцо неумолимо сжималось.
Неожиданно людское море замерло, оставив меня на узком пятачке пустого пространства. Сотни людей с немой мольбой смотрели на нового Мессию, ожидая чего-то, а он лихорадочно размышлял, как бы поскорее улизнуть от своей паствы. Гнетущая тишина действовала на нервы, не давая сосредоточиться, и потому раздавшийся из толпы хриплый голос, резанул по сердцу, словно тупой нож, заставив вмиг покрыться холодной испариной: