— СильнО. И какие наши действия?
— Завтра выдвигаемся на соединение с Императором. Он направляется к Варне в войска.
— Один?
— С ним семь сотен кавалергардов и шесть сотен пехоты.
— Меня по дороге просветили, что партизаны крайне досаждают при поддержке болгар. Думаете, этого хватит для защиты Государя?
— Он нас не спрашивает.
Нас разместили на ночь. Неважные удобства, но все лучше, чем в открытом поле. Гурский вечером пришел к нам, а за ним занесли пять глиняных кувшинов. Молдавское выдержанное вино оказалось неплохим. А в сравнении с тем пойлом, что подают в московских кабаках под названием «Бургунскаё», так и вовсе превосходно. Стол соорудили наскоро из досок и облагородили скатертью. В походные тарелки положили холодную вареную телятину, брынзу, мамалыгу со шкварками, кукурузные лепешки.
— Говорят, раньше они кашу из проса заваривали, — завязал я разговор.
— И теперь, но реже, — отломил Дмитрий Семенович кусок лепешки и посмотрел на свет, — все больше из кукурузы.
— С чего такая любовь?
— Так ее турки налогом не облагают. Да и урожайность хорошая. На Кавказе тоже любят.
Початки меньше, чем я привык видеть. В будущем кукуруза будет из американских сортов. Для мамалыги не подходит. Не вкусно. Только на корм свинкам. Но это в будущем. А сейчас прекрасно идет, хоть и считается пищей бедноты.
— Герб местный мне не понравился, — подвожу я к теме, — и название города непонятное.
— Это надо валахов спрашивать.
— Молдован?
— Так язык один у них. Отличается, как московский говор и рязанский, к примеру. Называй хоть молдаванским, — усмехнулся Гурский, — мне кроме герба много чего не нравится. Такое уж место. Варной и раньше интересовались. По понятной причине обсуждать далее не будем, кроме исторических фактов.
— И каковы же они?
— Были битвы, да еще какие. Рубили и королей и сеньоров, — он задумался, видно, что взвешивает слова и думает, как уйти от скользкой темы, — Цепеш только невредимым ушел.
— Это какой? Влад? — Оживился я.
— Знаешь эту историю?
— Про Дракулу? Очень слабо, — протянул я в надежде на продолжение разговора.
— Да какой он дракула? Так, второстепенный член Ордена. Но гордыни хоть отбавляй. Там они все или сами дракулы или потомки.
— Что за Орден? — Подсаживаюсь я ближе.
— Дракула в переводе означает дракон. Еще в тысяча четыреста восьмом году король Венгрии Сигизмунд IЛюксембург основал Орден дракона. Все монархи Европы вступали в него. И все они являются потомками Сигизмунда через его дочерей. Когда Орден расширился, после двадцати двух рыцарей первой линии взяли других, наиболее влиятельных и талантливых людей. Среди них был и Влад Второй, командующий пограничными войсками, которого после вступления в Орден прозвали Дракул. Отец Влада Цепеша. Так что какой Цепеш Дракула?
— Мне всегда казалось, что дракон имеет к христианству очень специфическое отношение.
— Но мы же понимаем, что часто и сама церковь иногда имеет к христианству специфическое отношение. Это я про католиков, — улыбнулся Гурский, — политика, мой друг, не терпит сантиментов. Что до Ордена, то на гербе дракон покрыт зеленой мантией с крестом. Или золотой, как позже стали делать. Название имеет свои пикантные нотки для местного населения и созвучно имени дьявола. «Драку», черти на их наречии.
— Так и дракон в христианской традиции дьявол, без всяких созвучий.
— Ты умный. Зачем пояснять очевидные вещи?
— Влад Цепеш, насколько я слыхал, прослыл очень жестоким человеком. На колья сажал.
— Ты же услышал меня. Он вторичен. Только исполнитель. Конечно, укрепил мнение о себе, когда в тюрьме отрекся от православия и принял католичество. Ведь по местным верованиям, православный, принявший католичество, становится вампиром. А настоящие вершители судеб всегда в тени. Да, жесток. Как может быть жестокой гильотина.
— Но зачем такие казни?
— А затем, — глотнул вина Гурский, — что очень многие обряды и действия власть имущих нуждаются в крови и магнетической силе, которая появляется при ее пролитии. Но еще больше при страданиях. Поэтому колья. Для всех. А война или исполнение закона только лишь повод.
— И беда для исполнителей, — добавляю я, — но если все монархи вступали в Орден, то почему сейчас про него не слыхать?
— Потому что официально он распался. И про него не говорят. И мы не будем, а то далеко зайдем.
— Все же немножко будем, Дмитрий Семенович, — грожу я пальцем, — если вы про него знаете, то не из интереса к истории. Думаю, что сведения ваши имеют прямое отношение к искомым предметам.