Бой, в котором произошла проверка возможностей спецназа и качеств входящих в отряд людей, по сути, мог бы послужить яркой иллюстрацией того, с чем пришлось столкнуться чучковцам. Тогда ни Крутов, ни другие командиры не ведали, к каким хитростям могут прибегнуть боевики таджикской оппозиции, чтобы завладеть военной техникой, оружием и боеприпасами. Так, например, при погрузке и сопровождении боеприпасов для двести первой дивизии правительственных войск командиру отряда сопровождения давали приказ: там-то и там-то груз будут досматривать таджикские контролеры. Ну, досматривать так досматривать, приказ есть приказ, ничего особенного, хотя зачем нужен такой контроль — непонятно. А досмотр этот выливался потом в захват техники и боеприпасов: о транспортировке боевики предупреждались заранее. Успевал командир сообразить, в чем дело, давал бой — засада срывалась, не успевал — мало того, что гибли люди, российские командиры обвинялись потом как торговцы, специально сдавшие груз боевикам.
Крутову этот момент удалось определить: сработала интуиция, реакция организма на «ветер смерти».
Колонна БТРов и грузовиков вползла на перевал. Кругом скалы, камни, горные склоны, голое пространство с редкими кустиками какой-то травы. На дороге самодельный шлагбаум, военная палатка, пост, мотоцикл и почему-то бульдозер. Пять человек: три солдата в касках, офицер в пилотке, почему-то небритый и седой — «контролер», и женщина в камуфляжном комбинезоне.
Крутов ехал впереди, сидя на лобовой броне переднего бронетранспортера. В бинокль оглядел пост и остановил колонну. Интуиция заговорила, как только он разглядел заросшее седой щетиной лицо таджикского офицера.
— Седьмой, — сказал он в микрофон рации, — приготовьтесь отразить атаку. Второй, высади группу слева, за скалой, чтобы не было видно с поста, пусть ребята обойдут пост и посмотрят, что за скалами на склоне. Остальным следовать за мной.
Не доезжая метров пятьдесят до шлагбаума, Егор снова остановил колонну, спрыгнул на дорогу и в сопровождении ординарца направился к ожидавшим его солдатам.
— Старший группы сопровождения майор Крутов, — козырнул он. — С кем имею честь?..
— Полковник Рахимбоев, — ответил с акцентом небритый офицер, сделав жест, лишь отдаленно смахивающий на козыряние. — Пройдемте.
Он направился к палатке. Крутов последовал за ним, отметив краем глаза заинтересованный взгляд женщины, судя по типу лица и цвету волос — литовки или эстонки. В палатке его и ординарца ждал сюрприз.
Палатка оказалась пустой, ничего в ней не было, если не считать четверых вооруженных людей: кожаные и ватные безрукавки, дикого покроя штаны грязно-зеленого цвета и такие же грязно-зеленые чалмы на головах, бородатые небритые лица. Они стояли неподвижно и молча, направив на вошедших автоматы, и были готовы открыть огонь в любой момент.
Полковник Рахимбоев сделал разворот и приставил к виску ординарца Крутова пистолет. Несколько мгновений длилась тишина, потом к вошедшей группе подошел низкорослый чернобородый таджик с мощными бровями Карабаса Барабаса, снял с Егора его автомат, забрал из кобуры пистолет, разоружил ординарца и отступил в сторону. Все это — без единого слова. Крутов пожалел, что не оставил ординарца у палатки. Будь он здесь один, трюк с угрозой — пистолет к виску — у боевиков не прошел бы.
— Что вам надо?
— Прикажи своим освободить бэтэшки и грузовики, — сказал «полковник». — Оружие на землю. Колонна окружена. Начнете сопротивляться, перестреляем всех, как шакалов.
Крутов уловил косой взгляд сержанта (впоследствии получившего звание лейтенанта) Вохи Васильева и понял, что тот ждет команды. Этого парня не смущали численный перевес противника и его вооружение.
— Только не убивайте! — плачущим голосом взмолился вдруг Крутов, кривя лицо, безвольно опуская плечи. — Мы все отдадим, все сделаем, только не стреляйте, прошу вас…
Хлюпнул носом, притворяясь до смерти испуганным, и ординарец.
На лице «полковника Рахимбоева» появилась понимающая ухмылка, стволы автоматов четверки, ожидавшей жертву в палатке, чуть опустились. Боевики поверили в трусливое желание жить русских командиров.
«Полковник» опустил пистолет, махнул рукой в сторону выхода из палатки.
— Командуй, капитан.
Остальные боевики сломали строй, задвигались, начали переговариваться, и в этот момент Крутов, проходя мимо, с поворота достал «полковника» ногой под колено, упал вместе с ним и отнял пистолет. Открыл огонь он, еще не достигнув пола.
Сделал свое дело и Васильев, в подкате сбив ближайшего боевика и вырывая у него автомат. Стрелять он начал почти в тот же момент, что и Крутов.
Два выстрела, очередь — три трупа и двое раненых, — таков был итог мгновенного боя внутри палатки. Бой снаружи тоже завязался, но уже по сценарию, разработанному спецназовцами. Боевики, потеряв нескольких человек, отошли. А ранил Крутова тот самый моджахед, чернобородый и мощнобровый, что разоружал его и Васильева. Он незаметно выбрался из палатки и метнул в Егора, командовавшего боем, кривой горский кинжал. Оглянувшись на шум, Крутов чудом успел отклониться, буквально на пару сантиметров, и кинжал миновал сонную артерию. Боевика пристрелил Васильев, а Егор, вырвав кинжал из груди, еще полчаса продолжал руководить отрядом. Плохо ему стало позже, после значительной потери крови…
Всего этого он, конечно, Елизавете не рассказал, придумал более или менее правдоподобную историю с тренировкой на базе и назвал рану «царапиной».
— Ох, обманываешь ты меня, Егор Лукич, — вздохнула девушка, еще раз погладив шрам пальцами. — Два сантиметра левее, и ты был бы мертв. Тебя ударили из засады? Так ведь? Не отпирайся.
— Недаром говорят: умная женщина — следователь по природе, — проворчал Егор.
— Больно было?
— Чепуха.
— А если бы этот бандит не промахнулся?
— Я знал, что встречу тебя, и берег себя, как мог, — отмахнулся Крутов. — Ты спать очень хочешь?
— Нет.
— Я тоже нет. Давай пройдемся до пруда. Ночь тихая, луна… красота!
Елизавета потянулась к нему, чмокнула в шею, вскочила и начала деятельно собираться. Через несколько минут они шли по тропинке вокруг огорода, обнимаясь, целуясь, отбиваясь друг от друга и беззвучно хохоча. А еще через минуту наткнулись на берегу пруда на лежащего ничком человека.
Луна сияла вовсю, высвечивая все детали пейзажа, и было видно, что куртка на спине человека порвана, как и светлые брюки ниже колен, а бурые пятна на них — кровь.
Словно почуяв приближение людей, человек вдруг зашевелился, приподнялся, упираясь в землю одной рукой, просипел: помогите!.. — и уронил голову в траву.
— Господи!.. — прошептала Елизавета, бледнея. — Что с ним?!
— Он ранен. Берись за руки, — сказал Крутов, приподнимая застонавшего незнакомца, и заученным движением перекинул его через плечо. — Иди вперед.
Они вернулись, но понесли раненого не в дом, а в баню, где Крутов мог обмыть его и перевязать. Однако стоило ему снять куртку и рубашку, как сразу стало ясно, что парень — это был молодой человек лет двадцати — не жилец. У него были три огнестрельные раны — цепочка кровавых дыр пересекала верхнюю часть груди, стреляли скорее всего из автомата — и сломана ключица. Одна из пуль попала в легкие, в груди парня что-то клокотало и хрипело, а на губах пузырилась кровавая пена. Когда Крутов начал обмывать его грязное бледное лицо и раны, он пошевелился и открыл глаза.
— Где… я?
— В деревне Ковали.
— Кто… вы?
— Мы тут живем… временно. Кто ты сам? Что произошло?
— В меня стреляли… — В глазах раненого с расширенными зрачками шевельнулся ужас. — Я раскапывал курган…
— Зачем?
— Я археолог… почти… четвертый курс института… здесь пять тысяч лет назад жили древляне и кривичи… я ищу следы… материал для дипломной работы… — раненый выталкивал слова порциями и на глазах слабел.
— Его надо срочно в больницу, — прошептала Елизавета.
— И ты раскапывал курганы? — добавил Крутов.
— Да… я знаю, что нельзя… но там… там! — Глаза раненого еще больше раскрылись. — Мертвые люди!.. голые!.. много!..