Меж тем настал для горожан час казней и расправ,
На них напала солдатня, в Марманде развязав
Резню, какой не видел свет. В одну толпу согнав
И стариков, и молодых, одежды с них сорвав,
Французы истребили всех, ширь улиц и дворов
Телами мертвыми устлав. Не просто заколов,
Но вырвав сердце из груди, клинком живот вспоров,
Над жертвами глумился враг. Французы, разорив
Весь город, в пепел и золу постройки превратив,
Не пощадили никого, ни донн, ни юных дев.
Цвет изменила вся земля, от крови покраснев;
Была та бойня и резня страшнее страшных снов,
Ковер же мяса и костей, обрубков и кусков,
Казалось, постлан был дождем, упавшим с облаков.
Когда же город был сожжен, все войско чужаков
Пустилось снова в путь.
(ПКП, 212)Обагрив кровью Марманд, теперь большая и грозная армия двинулась в июне 1219 года к Тулузе под предводительством сына французского короля. Будущий Людовик VIII, за которым следовал его знаменосец, шел по полям и дорогам, увлекая за собой «неисчислимую свору» французов, фламандцев, анжуйцев, нормандцев, немцев, баварцев и многих других, армию «убийц» (ПКП, 213), отягощенную повозками, мулами, палатками, мешками, битком набитыми золотом, — армию, численность которой наш анонимный автор оценил в «тринадцать сотен тысяч человек» (число, совершенно очевидно, преувеличенное), а за ней следовали «пять тысяч пастырей святых» — прелатов, епископов, аббатов, каноников и монахов, ибо, как осмотрительно говорили прелаты, «меч должен предшествовать кресту».
Увидев, какое огромное войско приближается к стенам их города, тулузцы испугались, и их консулы — в наши дни написали бы «муниципальные советники» — без промедления разослали во все стороны быстрых гонцов:
Тотчас посланцев и гонцов направил магистрат
К баронам края, им сообщив, что город видеть рад
В своих пределах тех, кому дороже всех щедрот
Свобода, Рыцарство и Честь, кто хочет свой феод
Себя, достоинство свое спасти от вражьих орд.
Так говорили те гонцы: «Все, чем богат наш род,
Да будет отдано тому, кто в руки меч возьмет!»
Пришли в Тулузу, взяв мечи, дабы врага громить,
И те, кто опытом богат, и те, кто родовит,
Пятнадцать сотен храбрецов, каких не видел свет.
(ПКП, 213)В ожидании вражеского наступления граф Раймонд VII заперся в городе. Он побуждал свой народ идти в бой, велел выставить в базилике Сен-Сернен мощи святого епископа Экзюпера, покровителя Тулузы, и созвал своих баронов на совет. Главный его советник, Пельфор де Рабастан, считавшийся хорошим оратором, встал и обратился с речью к собравшимся:
«[...] Сеньоры! Спору нет,
Что нужно мудрость проявить, отринув злобы гнет,
Ведь, сделай мы неверный шаг, беда произойдет.
Король французский нам грозит, прислав сюда солдат;
Столь жаждут крови чужаки, столь нас убить хотят,
Что опрометчивость в делах поможет нам навряд.
Тулузский граф пред королем ни в чем не виноват,
Он свято чтил вассальный долг, как родич[136], друг и брат,
И нужно вновь восстановить меж ними прежний лад,
Пока в предместья и сады не вторгся супостат.
На графа сердится король? Спор завершая тот,
Пускай со свитой небольшой в Тулузу он войдет —
И граф, как преданный вассал, а не изгой-файдит,
Ему на верность присягнет и город свой вручит,
Король же стражу и дозор на башнях разместит,
Сеньор вассала пощадит, отринув злой навет,
Иль нам останется одно: дать Небесам обет,
Всем сердцем вверившись Христу, который был распят!»
(ПКП, 213)Бароны его поддержали, однако граф Тулузский не разделял мнения Пельфора:
«Хоть мудр совет, но в нем — изъян, как люди говорят.
Король и впрямь был мой сеньор, но то, что он творит
Несправедливость, ясно всем. Когда бы мне обид
Король французский не нанес, забыв и честь, и стыд,
Никто б меня не упрекнул, что мною долг забыт!