— Перестаньте! — рыдала она. — Замолчите!
— Ведь ты не просто была прекрасной студенткой. Нет, ты была настолько предана идеям национал-социализма, что написала диссертацию об объективных расовых факторах, обличающих вредоносность евреев. Говорят, твою работу читали и одобряли в самых высших сферах Берлина. Представь себе: обернись война по-другому, тебя мог бы принять сам фюрер… Ты оказалась бы среди избранных, правда ведь?
Девушка спрятала голову в руках, пыталась заткнуть уши, но ничего не получалось: слова Доброго Мужа отдавались в ее голове, как голос проповедника в гулком соборе.
— Я заблуждалась, — шептала она. — Я ведь уже объясняла. Я хотела порадовать отца, ведь я обожала его. Я делала то же, что и все…
Добрый Муж подошел к ней, с видом сострадания положил руку на плечо и сказал:
— Бедная Филиппа! Я тебя понимаю. Но нынешние хозяева жизни беспощадны к вчерашним. И по этой причине выбора у тебя нет: ты должна следовать за нами. В Ордене ты нашла не только основание жить и надеяться, но и надежду на очищение.
Дальше все произошло очень быстро. Филиппа сильно ударила Доброго Мужа в пах. Схватила чемодан и стукнула его по голове, оглушив окончательно. Побежала по коридору, открыла дверь, заперла за собой на два поворота. Выскочила на лестницу и в несколько прыжков оказалась на улице.
ГЛАВА 52
И так, и сяк вертел Ле Биан зарисовки Бетти. Это были, бесспорно щиты обыкновенной, так называемой старофранцузской формы. Они имели два пересечения, то есть были разделены по горизонтали на три равных полосы. В навершии щитов находился катарский крест, говоривший сам за себя. В центральной части гербов изображались лев, горностаевый мех, поднятая вверх рука и медведь. По всей вероятности, они указывали на гербы каких-то городов. К счастью, Ле Биан уже давно интересовался геральдикой и довольно легко установил, какие же города имелись в виду. Лев принадлежал городу Леону, что ныне в Испании. Горностаевый мех — немецкому городу Кёльну. Рука, поднятая вверх, всегда была символом Кремоны на севере Италии. Наконец, медведь, по мнению Ле Биана, представлял богатый средневековый город Брюгге, ныне бельгийский.
Итак, географические соответствия изображениям в центральной части щитов были ясны, но о загадочных символах, начертанных в нижней части, Ле Биан ничего внятного сказать не мог. Судя по нечетким наброскам Бетти, там были меч в ножнах, перевернутый крест, лодка, раскрашенная в клетку, и что-то вроде шахматной доски. Историк перебирал все возможные толкования, но ни одно не казалось ему удовлетворительным.
— Тук-тук!
В двери показалась супруга Шеналя.
— Господин Ле Биан, поскорее! — сказала она. — Вас внизу зовут к телефону; кажется, что-то случилось.
Молодой человек сбежал по лестнице в холл и схватил телефонную трубку.
— Господин Ле Биан, это я, Филиппа!
Она говорила шепотом, но Пьер без тени сомнения узнал ее голос.
— Я в кафе, — продолжала она. — Называется… одну секунду… Да-да, бар «Дружба» на площади Фуа. Пожалуйста, выручите меня! Они за мной гонятся. Меня сейчас убьют!
— Но кто? Скажите, кто! — переспросил Ле Биан.
— Добрые Мужи! Будьте милостивы, приходите скорей. Не могу больше говорить. Телефон рядом с окном, меня увидят.
Филиппа повесила трубку и села в глубине зала. Содержатель заведения, восседавший за стойкой, смотрел на нее с подозрением. Он думал: верно, какая-нибудь любовная история с плохим концом; про такие сплошь и рядом читаешь в газетах в рубрике происшествий. Надеюсь, недовольно шепнул содержатель одному из клиентов, который неторопливо потягивал вино из круглого бокала, — надеюсь, у меня в заведении смертоубийства все-таки не будет. Девушка чувствовала, что на нее глядят. Сердце ее билось все так же сильно. Она решила, что вторая чашка кофе поможет ей держаться. Денег при ней не было — она все бросила дома, — но за это она не волновалась. Ле Биан ее выручит — в этом она была уверена.
Она услышала о нем, когда еще училась в Руане, и сразу поняла: вот с таким человеком ей надо познакомиться, чтобы иметь мужество зажить новой жизнью. Он тогда занимался гобеленом из Байё и противостоял людям из Аненербе. Филиппа (на самом деле ее звали Мадлен) была в лагере его врагов. Однажды ей случилось обедать с Людвигом Шторманом и рассказать ему о своих работах о естественном антагонизме еврейского племени с арийским. Шторман очень этим заинтересовался и в ответ рассказал о своих исследованиях истории древних народов, пришедших с Севера. Упомянул он и о своей борьбе с Сопротивлением, особенно об одном молодом историке, который причинял ему массу хлопот. И тогда Мадлен, сама не зная почему, прониклась к этому Ле Биану большой симпатией. Быть может, именно тогда она впервые поколебалась в своих политических убеждениях и родственных привязанностях.