А Энн, внешне безразлично, но на самом деле подзадоривая, потому что ему очень хочется устроить хотя бы маленькую свару, говорит:
— Так перебирайтесь в деревню, если вам городская еда не по вкусу — возьмите на себя мамино хозяйство или продайте свою квартиру и купите дом в деревне.
— Сам покупай, чего ты нам об этом говоришь! — отвечает Малл, привыкшая к подобным подкалываниям.
Но Энн не успокаивается:
— Меня вполне устраивает магазинное молоко, не я жаловался… А ведь и впрямь с тремя детьми в деревне было бы полегче? — В вопросе Энна звучит такое притворное участие, что Малл совершенно выходит из себя.
— Но ведь… — не сразу находит она слова, — но ведь дело не только в еде! Детям нужно и другое! Где ты здесь возьмешь английские спецклассы или теннисную школу — в любом случае придется отправлять их в интернат!
Энн хочет что-то возразить, но Мийя успевает опередить его:
— Фу! Интернат — это ужасное место! Мальчишки с девчонками вперемешку, водка и распутство — вот чему они там учатся!
— Все мои дети жили в интернате, и я тоже в свое время, когда ходила в школу домоводства, только никакого распутства я не видела, — решительно вмешивается мать. — Конечно, без проказ не обходилось…
— Так это в те времена только проказничали, а теперь детей рожают! — говорит Мийя.
— Детей рожают не потому, что в интернате живут! Кого к дурному тянет, тот везде возможность найдет! — говорит Март неожиданно медленно и сурово, и мать пугается, потому что голос Марта звучит совсем как у старого Магнуса.
Эве вздрагивает от слов Марта, бледнеет и бросает на него враждебный взгляд, и в этом взгляде скрыто еще что-то, какая-то отчужденность. Так, будто из другого мира, умеет смотреть лишь женщина, преступившая общепринятые нормы морали. С тех пор прошло уже более трех месяцев, но она все еще боится, правда, теперь лишь иногда. В первые недели после этого она не могла спать по ночам; ворочаясь в постели, она клялась сама себе, что если т а к о е все же случится, она покончит с собой. Утопиться она не решалась, ей было страшно, когда под ногами нет дна. Проще было бы замерзнуть — до смерти, — тогда тебя охватывает приятное чувство тепла и глубокий сон. Она думала, что надо будет поехать в деревню к бабушке, там кругом непроходимые леса: попрощается с бабушкой и пойдет до тех пор, пока не собьется с дороги и не уснет от усталости. Но потом ей становилось жаль и себя и бабушку, потому что бабушка стала бы плакать, бабушка не осудила бы ее, только плакала бы безутешно. И тогда она грустно подумала, что у нее все-таки есть место, куда пойти. Бабушка ведь не осудит телку, не осудила бы и Эве. И, устав от школьных занятий, она порой даже мечтала о том, как они стали бы жить вместе с бабушкой, ухаживать за скотиной…
А Энн делает свои выводы:
— Твердите без конца — молоко синее, молоко синее! Как вы не понимаете — ведь это не-из-беж-но! — с особым ударением и по слогам произносит он последнее слово. — Крупное сельскохозяйственное производство — это же фабрика! Или вы считаете, что мать со своими двумя коровами сможет прокормить город?
Будто в ответ на это, насытившийся и довольный Оскар рыгает, после чего Энн обиженно умолкает.
13
Вид из окна
Мать, Малл и Мийя убирают со стола и относят еду в кладовку. Мать, взяв миску с грибами, вдруг останавливается у окна и внимательно смотрит: во дворе у колодца, под яблоней, стоят Ильмар и Ильма, они беседуют — Ильмар как будто пытается что-то втолковать Ильме, потом нервно вынимает из кармана пачку сигарет, закуривает и протягивает сигареты Ильме!
Мийя становится рядом с матерью.
— Что там? — спрашивает Малл.
— Ильмар, — говорит мать, — предлагает Ильме закурить!
— Ну и что! — отвечает Малл. — В городе все курят — все эти художники и писатели! Жизнь в городе такая напряженная…
— Ну и пусть, только молодой женщине такое не пристало! — говорит мать, не отрывая взгляда от стоящих во дворе. — Ильма отказалась! — тут же победоносно восклицает она.
— Хе-хе, как бы не так, — возражает Мийя.
И правда — Ильмар как раз протягивает Ильме горящую спичку.
— Дедушке все же не стоило об этом говорить, — произносит Ильма, — еще получит новый инфаркт!
— Так я и не говорил, — оправдывается Ильмар, — он сам спросил, почему вы больше у нас не живете…
— Он это и у меня спрашивал! Каждый раз, когда я навещаю его в больнице, он спрашивает, где мы теперь живем; я отвечаю, что в ателье лучше работается…