На пароходе «Язон» погибло 42 человека, в том числе лейтенант Бефани, Данков и мичман Горбаненко.
Тендер «Скорый» был в опасном положении, его принесло в самую речку и сильным течением едва не погубило всех, но с берегу подали конец, и никто не утонул. Командир ушиб себе руку.
Транспорт «Ланжерон» выкинуло на каменья, и он совершенно пробит, но все спаслись.
Купеческих судов выкинуто 8, затонуло 1».{136}
Этот документ интересен не только тем, что был, очевидно, первым, в котором сообщалось о чрезвычайном происшествии на Туапсинском рейде. Конечно, были и официальные доклады командующему флотом, поступили они, вероятно, одновременно с этим письмом, попутной или специальной оказией в виде авизо-посыльного судна. Это письмо позволяет почувствовать, какие уважительные отношения между офицерами были на Черноморском флоте в то время. Конечно, адмирал Михаил Петрович Лазарев, первооткрыватель (вместе с Ф. Ф. Беллинсгаузеном) Антарктиды, моряк с опытом трехкратного кругосветного плавания, причем, в командирской должности, наконец, герой Наваринского сражения, за которое его корабль «Азов» удостоился кормового Георгиевского флага, пользовался всеобщим уважением. Но когда капитан-лейтенант, командир погибшего корабля, пишет (можно сказать, даже осмеливается писать) частное письмо адмиралу, командующему флотом, причем письмо без каких-либо признаков подобострастия — это свидетельствует о подлинных демократических отношениях офицеров и о высоких человеческих качествах М. П. Лазарева.
Получив сообщения о гибели кораблей, адмирал Лазарев докладывает об этом Начальнику Главного морского штаба адмиралу князю А. С. Меньшикову (он был в этой должности более четверти века, с 1828 по 1855 год, практически все время царствования Николая I):
«19 июня 1838 г.
С последней почтой получил я от командиров парохода «Язон», брига «Фемистокл», тендеров «Луч» и «Скорый», и транспорта «Ланжерон», что вверенные им суда во время свирепствовавшего с 30 по 31 число мая у восточных берегов, против устья речки Туапсе, где расположен отряд генерал-майора Раевского, сильного шторма потерпели крушение.
Поспешая донести о бедственном сем происшествии в. с-ти, я имею честь представить у сего в копиях рапорты командиров тех судов.
Из бумаг в. с-ть усмотреть изволите, сколь надежные меры были приняты к спасению судов и команд, меры, кои могли внушить одна только долговременная опытность командиров, достойное подражания усердие их к службе и совершенное знание морского дела, и, если внимательное рассмотрение действия экипажей, тех судов во время крушения убеждает меня в сей неоспоримой истине, то не менее того нельзя не убедиться и в том, что ураган этот есть одно из явлений необычайных, при которых ярость стихий берет верх над всеми усилиями ума и опытности человеческой. Из сих же бумаг в. с-ть усмотреть также изволите, с каким примерным самоотвержением, знанием своего дела и бодростью духа действовали г. г. офицеры и команды тех судов во время постигшего их несчастья, в особенности же поступок командира тендера «Луч», потерпевшего крушение вне цепей нашего лагеря и долженствовавшего спасать экипаж, так сказать, под пулями превосходящего в числе неприятеля — достоин особой похвалы и особенного внимания начальства.
…На днях отправляюсь туда сам для принятия дальнейших возможных мер к спасению с погибших судов всего того, что спасти будет можно…»{137}
По долгу службы флагманским штурманом Черноморского флота мне приходилось более десяти лет заниматься разбирательством морских происшествий с боевыми кораблями и вспомогательными судами флота в 60—70-е годы. Я хорошо знаю, как нелегко решиться командиру соединения при докладе на флот, а командующему флотом — в Москву — сказать добрые человеческие слова в адрес командира корабля, допустившего то или иное аварийное происшествие. Даже если объективно командир не виновен в нем, почти всегда присутствовал элемент если не боязни, то какой-то перестраховки — «корабль аварийный, разве можно похвалить командира? Что в этом случае скажет вышестоящее начальство?». Поэтому особенно приятно отметить, что М. П. Лазарев увидел в этой трагедии главное — высокие офицерские, морские качества, проявленные командирами и экипажами, их высокую выучку и отвагу. Пример, который достоин подражания не только применительно к конкретным обстоятельствам морских происшествий. Разумеется, опытный моряк, командующий флотом провел детальнейший разбор этого происшествия, нашел какие-то и упущения в действиях, определил необходимые меры по предотвращению подобного впредь, но выше этого он поставил принципиальную оценку происшедшего, что имело безусловно и огромный, как принято было говорить недавно, воспитательный эффект.