Девушки (или берегини?) отсмеялись, стояли, отдышивались. На вид им было от четырнадцати до двадцати-двадцати двух лет - не старше. Несмотря на подозрительное водяное происхождение, зелёных волос ни у кого не росло, вместо классических русалочьих рыбьих хвостов в наличии имелись абсолютно человеческие стройные (довольно привлекательные) босые (причём с царапинками, розовыми пупышками комариных укусов) ножки. Никакой униформы берегиням, по всей видимости, тоже не полагалось, платьица на них были разноцветные - и голубые, и белые, и светло-зелёные, и васильковые, и сиреневые, было даже одно светло-охряное (что уж совсем не вязалось в представлении Двинцова с водяной тематикой), покрой был тоже разный, схожий только летне-загорательной направленностью. Ткани покрывала вышивка, состоящая, в основном из цветочно-травяных узоров, но встречались и смешные фигурки человечков, и лошадки, и какие-то зверьки. Узор, в основном, группировался по краям одежды и на поясе. Словом, обычная пляжно-пикниковая девичья компания.
Наблюдения Двинцова пискляво прервала всё та же маленькая (метр с кепкой) чуть полненькая, нахальная рыжая девица:
- А ты-то сам кто такой, откуда взялся? И одет не по-людски, и вид - дикий. Что ты за чудо-юдо такое? Ни воин, ни охотник, на ногах - поршни страхилетные, одёжка драная, покрой чудный - ну, пугало пугалом!
Вадим ничего в свою защиту и в оправдание своего экзотического гардероба сказать не успел, лихорадочно размышляя, как этой хамоватой пигалице объяснить своё появление и свою историю попонятнее. За него вступилась темноволосая голубоглазая смуглянка в белом с голубой вышивкой сарафане:
- Погоди, Златка, дай человеку опомниться, да и кто же спрашивает, не накормив, в гости не зазвав, бани не справив? Пойдём с нами, добрый молодец. Отдохнёшь, пыль дорожную смоешь, стол накроем, а там и, с толком, не спеша, как Богами завещано, и поведаешь нам, кто таков, откуда и далеко ль путь свой держишь, дела пытаешь, аль от дела лытаешь.
Глубокий грудной голос её звучал успокаивающе. Правда, от приглашения в гости, Двинцов оторопел, к нему мигом вернулись прежние подозрения в коварной русалочьей сущности:
- В гости? Это куда ж? - под воду что ль? Неее...
Ответ Двинцова вызвал у девушек новый приступ весёлого смеха. Рыжая, держась за живот обоими руками, в изнеможении опустилась на траву:
- Ну, ты даёшь! Вот умора! Ты что, берегинь с албастами спутал? Мы ж потому и берегини, что у берега живём, да дурней стоеросовых, навроде тебя, от лиха бережём. Пошли-пошли, давай! А что в торбе? - Златка понюхала Двинцовский "рюкзак", скорчила смешную брезгливую мину - вот гадость-то! Выбрось! Выбрось сейчас же! - рыжая требовательно наступала на Вадима, повелительно-капризно топая ногой.
- Оставь человека в покое, и мешок его не трожь. Его дело, что в запасах держать. Вот своё угощенье предложим, так может и по доброй воле свою тухлятину выбросит. - вмешалась в атаку Златки высокая блондинка в голубом платье.
Вадим хотел возмутиться, но не успел. За него ответила смуглянка в белом:
- Златка! Уймись, с каких это пор берегини блазни от человека отличить не смогут? Скажешь тоже.
- А вдруг новое какое Навь подпихивает? Нееет, пусть докажет, пусть... - рыжая на секунду задумалась, смешно наморщив носик-кнопку - пусть песню сыграет!
Недоверчивую скандалистку поддержали еще две берегини.
- А чё петь-то мне? - спросил Вадим.
- Что хочешь, то и пой, хоть козлом блей, коли песен не знаешь! - "укусила" Двинцова Златка.
- Спой, парень, что к душе сейчас ближе, - мягко попросила высокая.
- Сыграй для нас песню. Ну, вот чтоб ты для нас спел? - хором в два голоса прозвенели берегини-близняшки, синхронно тряхнув густыми светло-русыми кудряшками.
Вадим мучительно перебирал в голове песни, ему известные. Как назло, ничего путного не вспоминалось, лезла попсовая чепуха, затем - "Охота на волков" (что к ситуации явно не подходило), какие-то разномастные обрывки народных песен про замерзающих и прочих уныло напевающих ямщиков (тоже - не то!).
Наконец, собравшись духом (будь что будет!) завёл внезапно вспомнившуюся:
Ночь едва опустилась -
А уж сходит на нет.
И опять над землёю
Плывёт первосвет.
Нет, пока не заря,
Не алеет рассвет,
Зыбкий миг голубой тишины -
Первосвет.
Пенным, бражным туманом
Лес окрестный одет.
Но вершины затеплил
Первосвет. Первосвет.
Будто в мире огромном
Ни печалей, ни бед.
Только плавно плывущий
Над ним первосвет...
Вадим пел сначала тихонько-неуверенно, почти декламировал, на втором куплете приободрился, окреп голосом, повёл мотив чётче, закончил песню, даже забыв про полное отсутствие аккомпанемента. Обнаружил, что пел с закрытыми глазами.
Открыл. Девушки молчали. Спросил неуверенно:
- Ну... как? За человека признаёте?
Златка цепко схватила Двинцова за руку своей миниатюрной лапкой, поволокла за собой:
- Признаём-признаём... за пугало поющее!
Обстановка разрядилась. Дружной толпой направились вдоль берега, перебрасываясь шутками по поводу Двинцовского внешнего вида, Вадим весело парировал, отвечал тем же. Смеркалось. На берегу остался, никому не нужный мешок с зубрятиной (по-совести признаться, давно уже начавшей портиться).
Глава 7
Вадим шёл по траве вдоль берега, окружённый весело галдящими девчатами (ну, никак язык не поворачивался назвать их, таких вот обыкновенных, берегинями), обнаружил, что до сих пор держит в руке "копьё", хотел было выбросить, но передумал: кто его знает, куда и к кому заведут эти внешне воздушные создания?
Шедшие впереди девушки уже нырнули меж двух высоченных пихт и скрылись за густыми пушистыми лапами. Двинцов притормозил было, но Златка, шепнув удивлённо-сердито: "Ну, чё встал пнём, пройти не даёшь!", властно потянула за руку, увлекая за собой.
Некоторое время шли зелёным пихтовым коридором, небо над головами было плотно закрыто лапами на высоте вытянутой руки. Проход был не широкий, метра полтора, на земле, словно совсем равнодушная к топтанию по ней, росла яркая травка. Солнечные закатные лучи необычный хвойный потолок как-то ухитрялся пропускать настолько полно, что по траве вслед за берегинями двигались идеально чётко очерченные плотные тени, при полном отсутствии теней от деревьев. Кое-где по стенам, не перекрывая пути, серебрилась изящным кружевом паутина. Ноздри приятно ласкал запах хвои с примешивающейся лёгкой отдушкой речной свежести.
Свернули вправо, посолонь, взору Двинцова открылась большая, почти идеально круглая поляна, сплошняком огороженная такими же, как в "коридоре" гигантскими пихтами. Кое-где в "стенах" виднелись, светлея (а не темнея, как ни странно) проходы и окна, обрамлённые весёлым живым багетом из каких-то вьющихся цветов. По центру поляны аккуратно расположились причудливо изогнутые у комля берёзы, образуя собственными стволами удобные креслица, устланные мхом. Удобные, судя по той свободной позе, в коей расположился в одном из "кресел" небольшого роста, седенький с короткой опрятной бородкой и длинными седыми усами, спускавшимися до середины груди, старичок, старательно шлифовавший суконкой кусок речного янтаря.
Рыжая, завидев деда, выпустила Вадимову руку, запрыгала к деду, радостно и громко пища:
- Дедуня! Глянь-ка, какого мы приблуду отыскали на Днери! Грязный, одет не по-нашему, ест только тухлятину и говор больно чудной: всё вроде понятно, а сложено не так. Он, дед-Сём, топиться хотел, чес-слово! Ди-и-и-кий - ужас прям! Наверное, с гор спустился! - Златка застыла с открытым ртом, поражённая собственным открытием - А, может, он Горыныч и есть? Ой, мамочки! Гей, народ, мы Горыныча живого привели, только маленького ещё!