– А надо было у мамы есть, – в голосе ее сплелись обида и упрек. – На верхней полке котлеты из кулинарии. Вполне съедобные.
– Мне не хотелось у мамы. – Я спрятался за дверцу холодильника. – И вообще, уже три часа прошло, любой проголодался б…
Ульяна несколько секунд пристально смотрела на меня – не моргая, не двигаясь. Потом спросила:
– Скажи честно, почему ты передумал? Чем тебе так дорога эта девушка?
Я ответил довольно резко, все больше раздражаясь:
– Просто она хороший человек. По-настоящему хороший, понимаешь? Она не заслужила такого испытания. Я ошибся, выбрав ее на эту роль – я сожалею теперь.
– Никто такого не заслужил. – Ульяна оперлась на дверной косяк. И вся вдруг сделалась усталой-усталой. – Но Лорея этого тоже не заслужила. И эта девушка шанс для нее пожить еще немного. Ты циклишься не на тех вещах – лучше думай о Лорее, о том, что Катя дает тебе надежду однажды снова обнять свою любимую жену. Ты ведь ее еще любишь? Эта вдруг проснувшаяся забота о Кате не результат новой влюбленности?
Я швырнул котлету на место – поесть опять не получится!
– Ты сама прекрасно понимаешь, что нет! Катя – обычный человек. Обычная смертная. Но подумай сама: согласилась бы твоя сестра принять эту жертву, если бы могла отвечать за себя?
– Я думаю, нет. Моя сестра слишком благородна и добра. Я никогда этого не понимала.
– Вот видишь! – Я закрыл холодильник и сел за стол. – По хорошему, нам бы уважать желания и принципы Лореи…
– Ты дал клятву! Хоть это ты помнишь? Клятву союза и верности! Перед Советом, между прочим! Сорок уважаемых старцев и стариц приняли эту клятву.
– И они бы давным-давно вернули ее мне, если бы я попросил. Условия сложились не самые удачные для брака, не находишь?
– Я не поняла: ты хочешь оставить мою сестру? Ваш союз тебя тяготит?
– Нет-нет, что ты, – съязвил я – союз нисколько не тяготит. Только вот необходимость приносить в жертву людей, чтобы поддерживать жизнь жены в коме немного утомила. А в остальном все нормально, даже нравится!
Ульяна вздохнула. Вообще-то, ее настоящее имя было Олиен, но в этом мире ее никто так не называл. Даже мать.
– Мы все устали. Мама тоже хотела бы вернуться домой, к своей обычной жизни…
– Пфффхххахаха, – не сдержался я – вот уж кто точно страдает меньше всех, так это твоя мать! Это не она работает на идиотской земной работе. Не она живет с мужем сестры, изображая его жену. Не она ищет доноров. Ее жизнь совсем не изменилась: что дома, что здесь, всех забот – это раздавать указания и тратить деньги. Мне иногда кажется, что состояние Лореи ее устраивает полностью. Ну еще бы – старшая дочь и слова физически не может возразить, младшая без поддержки старшей тоже ничего поперек сказать не смеет, еще и зять рядом – а его можно постоянно попрекать тем, что он не дал доченьке заслуженного счастья. Как говорят земляне о таких? Токс? Абьюзерша?
Олиен аж покраснела от напряжения. Она вдруг стала не Ульяной – смертной женщиной лет пятидесяти, а настоящей Олиен – юной, розовощекой и рыжей, совсем как дома:
– Как ты смеешь? Это ее дочь! Она точно так же тоскует и страдает из-за невозможности помочь Лорее! Ах, да что ей эти твои девки?! Они просто доноры, средство, лекарство, способ продлевать жизнь ее дочери! А ты… Ты – предатель! Гнусный, трусливый, нетерпеливый предатель! Земная девка поманила тебя светлыми косами и ты уже тяготишься своей женой, которой должен помогать преодолевать несчастье. Может и вправду стоит подать прошение в Совет Сорока?
Я молчал. Аргументов не было, только вопросы. К самому себе. Во-первых, почему я ни разу не задумался о расторжении брака? На момент несчастья мы только поженились. Хотя, наверное именно это меня и остановило – я как бы застыл в недолгих мгновениях высочайшего счастья, на пике своей влюбленности, поэтому до сих пор жаждал вернуть те времена. Почему годами я приносил смертных девушек в жертву напасти, медленно убивающей Лорею, и ни разу судьба ни одной из них не взволновала меня в той же мере, что и Катенькина? Что же, во-вторых? Я все же влюбился в Катю, или просто устал любить спящую Лорею?
Ульяна-Олиен, свояченица, притворяющаяся моей женой, решила не вмешиваться в этот напряженный внутренний диалог и удалилась. Я остался сидеть за столом, наблюдая, как мои мысли крутятся бешеными белками, не имея сил их остановить. Катя стала мне безмерно дорога, но я пока не знал почему. Раньше любое упоминание жены сводило на нет проснувшуюся жалость к смертной, но сегодня я впервые был близок к выбору не в пользу прекрасной Лореи.