А еще громадные птицы, которые летят по небу, а внутри… наверное, люди, а может и гномы… уверенности у меня не было.
Но самое удивительное, что у меня осталось ощущение, будто я видела во сне саму себя, только… тоже не такую, как сейчас, совершенно другую. Взрослую, сильную.
Проснулась я не поздно, но отдохнувшая, выспавшаяся, полная сил. Не сказать, что раньше с утра я ощущала себя как-то иначе, но сегодня все же что-то неуловимо отличалось от привычного моего состояния.
С этой ночи я все чаще стала видеть необычные сны. Сны о том, чего не могла видеть нигде. Не только видеть, я не могла даже слышать рассказов о таких чудесах, но самое удивительное – сны обо мне самой.
Я попыталась рассказать тетушке о своих снах, но она лишь потрепала меня по волосам, посмеялась. Не поняла.
Я бы хотела рассказать еще Орису, но гном усердно избегал меня, а идти к нему домой с риском нарваться на Усыра я остерегалась.
Тетушка узнала, что я ночевала в мастерской. Бранилась, конечно. Но она давно уже, кажется, смирилась с моим непослушным нравом и лишь радовалась тому, что я в порядке, что со мной ничего дурного не произошло.
Постепенно мастерская обзавелась и кусочками ткани, которые требуются для полировки взамен тех, что пришли в негодность от времени, и большой меховой подстилкой, которую принесла не я. Думаю, это тетушка позаботилась, чтобы мне больше не пришлось ночевать на голой земле, взбреди мне это снова в голову.
Как-то так вышло, что в мастерской я стала проводить почти весь день, забывая даже поесть порой. Но я не проводила время в этом священном для меня месте в праздности, я все же решилась попробовать.
Мои руки творили что-то такое, что разум осознать был не в силах.
И примерно за две седмицы, к самой отправке в Элесвар я закончила то, над чем так усердно трудилась.
Глава 6
Когда я показала тетушке брошь в виде листка клевера, даже сама не до конца верила, что это мои руки сотворили эту красоту!
Листок вышел очень правдоподобно. Выполнен из тончайшей пластины серебра, где я проработала каждую линию, каждую прожилку. Края листа чуть изогнуты, словно его склонил невидимый ветер. В самом центре, там, где должна лежать капля росы, мерцает гладкий зеленый агат.
Камень не слишком дорогой, а потому именно его я выбрала для своего эксперимента.
Свет, скользя по округлой поверхности отполированного агата, разливал по броши мягкое свечение, будто в утренних лучах камень вот-вот проснется от долгого сна. С обратной стороны броши изящная, почти невидимая застежка.
Застежку эту придумала я сама. Точнее, не я, которая работала в мастерской, а та я, которая все чаще стала приходить ко мне во снах.
Это ее незримое присутствие направляло меня, ее подсказки шелестели в ушах, ее руки, не касаясь, направляли.
- Да как же это… - растерялась тетушка Дора, рассматривая брошь. – Откуда?
- Кажется… я сама ее сделала, - ответила, вжав голову в плечи и словно оправдываясь.
- Сама? – не поверила гномиха. – Катнора, признайся, ведь ты нашла ее в вещах умершего Унгрима?
- Нет, тетушка, все не так. Камень действительно был в шкатулках мастера, как и серебряные чешуйки, из которых я выплавила этот листок, - ответила, глядя старой гномихе в глаза. - Но нарисовала эскиз, отлила пластину, выпилила фигурной пилкой я сама. А после еще обработала края надфилем и отполировала кусочком кожи, чтобы сгладить острые края. И эту оправу для агата я сделала. И камень вставила тоже. К счастью, у мастера Унгрима есть все нужные инструменты, нашлись и горелка и все-все, что мне могло понадобиться. А вот застежку я увидела во сне и смогла повторить, но лишь ее, все остальное придумала только я сама! - с жаром выпалила я.
- Даже не знаю, Катнора, - все еще недоверчиво покачала головой Дора. – Такая брошь может стоить очень дорого. И дело не в серебре или агате, а в мастерстве и умении, с которым она сделана. Никто, дочка, не поверит, что такую искусную вещицу могла сделать человеческая девочка, которую никто никогда не учил.
Я слышала, как шепталась тетушка с дядюшкой Готреком, когда он пришел вечером домой. Дора показала брошь, которую я сделала, мужу. Тот бросил на меня короткий взгляд, внимательно осматривая хрупкую вещицу. Готрек задумчиво потер бороду, как делал обычно в моменты волнения.