Поскольку оставшихся сил государства не хватало для создания мощного ядра, способного одолеть врага в генеральном сражении, было решено рассредоточить боевые действия по всему Средиземноморью, чтобы задействовать новые ресурсы и выиграть время. Предполагалось, что Цезарь, хорошо подготовленный к боевым операциям, не сумеет справиться с хозяйственными трудностями, оказавшегося в кризисе государства. Экономические лишения отрезвят людей, победная эйфория пройдет, начнутся волнения по всему римскому миру, и Цезарь утратит многих нынешних сторонников. В то же время политическая обстановка позволяла надеяться на успех республиканцев в Испании, где власть цезарианцев не имела корней в социальной структуре населения и где прославленного лихоимца ненавидели со времени его пропреторства, а также - в Африке, поскольку там господствовал давний сторонник Помпея нумидийский царь Юба. Ожидались волнения и на Востоке со стороны парфян, и в Египте, куда будто бы направился сам Помпей. И, конечно же, главной надеждой республиканцев оставался флот, который должен был парализовать Цезаря как государственного деятеля обширной империи, локализовать его силы и наоборот, осуществлять взаимодействие между республиканцами по всему средиземноморскому миру.
Последним пунктом программы стало распределение назначений, и в связи с этим Катон внес предложение о передаче своих полномочий Цицерону как сенатору, старшему по рангу. В ходе обсуждения стратегии следующего этапа войны тот будто бы оживился и воспрял духом, поэтому Катон надеялся, что, поручив ему важную миссию, он окончательно выведет его из апатии. Оказавшись во главе большого дела - считал Катон - Цицерон поневоле забудет свой пессимизм и весь изначально присущий ему патриотизм, огонь души и ум направит на борьбу с узурпатором. Если бы произошло так, как хотел Катон, Республика получила бы мудрого, опытного и преданного вождя, имевшего, к тому же, большой авторитет и в Риме, и за его померием. Однако Катон ошибся. Он судил о Цицероне по его консулату, но не учел, что изгнание надломило его, полтора года, проведенные в опале, состарили его душу больше, чем все предшествовавшие годы. Впрочем, Катон, неоднократно доказавший, что понимает Цицерона глубже, чем кто-либо другой, наверное знал, сколь отличался тогдашний Цицерон от настоящего, но в бедственном положении государства вынужден был предпринять попытку поднять этого человека с колен и вернуть его Риму, ибо выбор был скуден.
В те мгновения, когда Цицерон готовился к ответу, Катон экспрессивно гипнотизировал его взглядом, стараясь вдохнуть собственную волю в его душу, чтобы дать ей силы восстать на борьбу за праведное дело, столь же дорогое Цицерону, как и самому Катону. В это время в зале очень некстати раздались выкрики, призывающие Катона остаться у власти.
- Эка важность, что из-за происков триумвиров чернь вовремя не проголосовала за тебя! - крикнул один из сенаторов. - Толпа уже на следующий день раскаивалась в своей трусости и ратовала за тебя.
- Помпей Великий возглавлял военные кампании, вообще не будучи магистратом, и это не мешало ему побеждать! - раздалось с другой скамьи.
- Зато именно это помешало ему вовремя понять и остановить Цезаря, - резко отозвался Катон. - Мы не сможем восстановить республику в Риме, если сами разрушим ее в собственном стане! Я настаиваю на своем предложении и жду от тебя ответа, Марк Туллий.
Катон снова напряженно посмотрел на Цицерона, взглядом говоря ему то, чего не высказать словами. Цицерон выдержал эту психическую атаку, но его глаза, хотя и смотрели прямо, были тусклы. Он более не верил в республиканцев, не верил в себя, не верил в богов. Он уже не был способен жить, но хотел доживать.
- Я, отцы-сенаторы, не чувствую в себе сил, достаточных для спасения ситуации, - вяло ответил Цицерон, - я не могу браться за безнадежное дело и, вообще, считаю постыдным в надежде спасти Отечество уповать на надменного царя самого лживого и самого варварского из всех племен. А кроме диких орд Юбы, у нас нет реального войска.