В тот год велось активное политическое наступление на сенаторское сословие. Помимо прочих мер в этом направлении, консулами Помпеем и Крассом была восстановлена упраздненная Суллой магистратура цензуры. Цензорами стали Корнелий Лентул и Геллий Попликола, те самые, которые, будучи в консульском ранге, неудачно вели войну против Спартака и были отстранены сенатом от управления войсками. Теперь их обиду решила использовать партия дельцов для расправы с сенаторами и именно с этой целью провела и того, и другого в цензоры. Лентул и Геллий рьяно взялись за дело. Они расследовали множество случаев злоупотреблений со стороны нобилитета и исключили из высшего сословия шестьдесят четыре человека. Повсюду разносились речи об испорченности знати и о необходимости потеснить ее у власти всадничеством. О том же, что верхи всадничества так же похожи на олигархов сенаторской среды, как монеты одной и той же чеканки друг на друга, разговоров не велось. В конце лета готовился законопроект о передаче двух третей судебных мест всадникам и нижеследующей гражданской категории - эрарным трибунам. А пока велось его обсуждение, была раз-вернута яростная кампания по дискредитации сенаторского сословия, значительным этапом которой стал громкий судебный процесс по делу наместника Сицилии Гая Верреса.
Этот человек, чья фамилия звучала примерно как "Боров", давно был известен в качестве ревностного жреца Алчности, попиравшего на пути служения избранному божеству не только людей, но и всех прочих богов, Он даже посмел ограбить храм на острове Делос. Правда, обитатели Олимпа взревновали Верреса к не прописанной у них богине наживы, взбурлили море и выбросили его корабли на скалы, после чего спутники этого фаната серебра и злата заставили его вернуть богатства Аполлону. В Сицилии Веррес мог не страшиться штормов и потому сам стал ураганом для местных жителей, вихрем проносившимся по их стране и выметавшим из нее все блестящее и звенящее. Едва завершилось его бурное трехлетнее наместничество, как следом за ним в Рим пустились уцелевшие в живых сицилийцы с жалобами на бывшего магистрата. Обвинителем на предстоящем суде они избрали Марка Туллия Цицерона, недавно исполнявшего на их острове квестуру и зарекомендовавшего себя с лучшей стороны.
Катон знал этого тридцатисемилетнего честолюбивого выходца из всаднической среды. Он родился в Арпине и как ни гордился этим своим, как он говорил, малым отечеством, давшим Риму Мария, все же испытывал некоторую ущербность по отношению к столичным жителям, в дальнейшем вызвавшую реакцию в виде непомерного тщеславия. Отец отдал его, еще ребенком, в столичную школу, и Марк проявлял такое рвение в учебе и такие способности, что уже в детском возрасте стал известен почти всему городу. Другие дети толпою ходили за ним и копировали его повадки, что злило их высокопоставленных отцов, оскорбленных преклонением своих столь знатных чад пред выскочкой из маленького городка. По окончании школы Цицерон увлекся философией, посещал лекции греческих мудрецов и даже встречался со стоиком Посидонием, однако сам склонялся на сторону Академии. Активно он занимался и риторикой, причем, в отличие от прочих римских ораторов, брезговавших хитростями греческой теории ораторского мастерства, старался применять на практике научные познания. Карьеру он начал с судебного процесса, в котором защищал человека, оказавшегося жертвой жадности могущественных приближенных Суллы, и выиграл дело не без риска для жизни. После этого, опасаясь преследований, Цицерон уехал в Грецию, где продолжил обучение философии и красноречию. Когда Сулла умер, Марк возвратился в Рим и вдобавок к познаниям в греческих науках овладел дос-тижениями римского ума в области права. Он продолжал деятельность судебного оратора и в таком качестве приобрел вес. Затем довольно выгодно женился и приблизился к сенаторским кругам. Совсем недавно Марк с честью исполнил квестуру, а на будущий год был избран эдилом.
Катону доводилось общаться с Цицероном. Его привлекала ученость молодого таланта, а тот в силу присущей ему любознательности в свою очередь проявлял интерес к Катону, слывшему чудаком, оригиналом и, вообще, загадочной личностью. Но они оба относились друг к другу с прохладцей. Катону не нравилось, что, начиная доказывать свое, Туллий увлекался и стремился одержать верх в споре любой ценой, победу ставя выше истины. Но окончательное мнение о нем у Порция не сложилось, поскольку выходило так, что, когда он был настроен многого ждать от Цицерона, тот его разочаровывал, а когда переставал воспринимать его всерьез, он вдруг чем-то удивлял его и вновь пробуждал интерес к себе. Цицерона же обижало, что Катон, будучи на одиннадцать лет моложе, держался независимо и не восхищался его способностями, как большинство молодых людей. Кроме того, Туллий считал, что у Катона принципы довлеют над рассудком. Тем не менее, когда поднялся шум вокруг процесса Верреса, Катон, как и многие другие видные граждане, отправился на форум послушать Цицерона.