Виновен Веррес или нет - об этом речи не шло, вопрос состоял в том, сможет ли суд, составленный пока еще только из сенаторов, устоять против подкупа и осудить заведомо виновного или победят деньги и вознесут преступника над законами, а пострадают невинные. Веррес не только не скрывал своих злодеяний, но наоборот, бахвалился ими. "Мне все подвластно и все дозволено, ибо я богач! - заявлял он. - Я не дурак-сквалыга, который думает только о собственной мошне, а потом расплачивается за близорукость всем своим добром. Я заранее все учел: первый год наместничества я грабил провинцию для себя, второй год - для судей, а третий, самый плодотворный, посвятил сбору даров для влиятельных столичных друзей!"
Веррес знал, что говорил, его возможности действительно были велики: он мог купить любого чиновника, любой документ, любого магистрата, любого судью - но оказалось, что невозможно купить настоящего римлянина. Цицерон, видимо, знал некое недоступное Верресу и миллионам верресов всех времен заклятие, хранящее от злобы денег, потому с презрением отверг взятку. "Попадаются же еще такие пережитки прошлого! - брезгливо возмутился Веррес. - Сразу видно, что из Арпина!" Затем благодетель судей набросился на Цицерона при большом стечении народа. "Ах ты, негодяй, бездельник и разгильдяй!" - выкрикивал он привычные ругательства. "Сыновей следует бранить дома", - поучительным тоном сказал на это Марк. Негодование Верреса потонуло во всеобщем хохоте, поскольку его сын слыл отъявленным шалопаем. Не одолев Цицерона первым наскоком, деньги наняли ему в соперники другого кандидата в обвинители. Однако молодой оратор выиграл конкурс и сохранил за собою право на дальнейшую борьбу. За пятьдесят дней он объехал всю Сицилию, блистательным образом провел расследование и собрал обвинительный материал, достаточный для осуждения целой сотни Верресов. Но и его противник не дремал. Он инсценировал другой судебный процесс и загрузил им ту же комиссию более чем на три месяца. Далее подошли сроки всевозможных празднеств и времени для суда над Верресом практически не осталось. В следующем году состав судебной комиссии должен был измениться, и это обстоятельство предоставило широкое поле деятельности Верресовым деньгам. Подсудимый провел в преторы своего друга Марка Метелла и сумел устроить так, что из восьми преторов именно Метеллу выпала городская претура и соответственно - должность председателя суда о вымогательствах. Но Веррес не удовольствовался этим и щедро профинансировал консульскую выборную кампанию, в результате чего на высшую государственную должность был избран второй его друг Квинт Цецилий Метелл и его же собственный адвокат Квинт Гортензий Гортал. При всем народе товарищи поздравляли Верреса с великолепно проведенной операцией и говорили, что он уже может считать себя выигравшим дело. "Эка невидаль! - восклицал Веррес. - Если понадобится, я подкуплю Луну и Солнце и устрою затмение!" Оставалась безделица: продержаться всего несколько дней в этом году, достаточных при традиционном течении процесса, лишь для того чтобы обвинитель успел произнести свои речи.
И вот на трибуну вышел Цицерон. Он начал выступление с обращения к судьям и довольно ясно дал им понять, что настоящий процесс является судом не над Верресом, уже осужденным общественным мнением, а над ними, судьями, и, более того, над всем сенаторским сословием. Далее он привел известные примеры подкупа судей, когда даже штрафы взимались с учетом полученных или данных взяток, и сделал вывод о том, что сенаторский суд из органа, карающего преступников, превратился в соучастника преступлений, требующего себе долю награбленной добычи. Дело, по его словам, дошло до того, что жители провинций стали просить отменить суд за вымогательство, который некогда римляне учредили именно ради их защиты от произвола своих наместников. "Мы еще можем удовлетворить алчность самого алчного человека, - процитировал оратор высказывания провинциалов, - но оплатить победу тяжко виновного в суде не в состоянии". Не обошел вниманием Цицерон и недавние выборы магистратов. Что же это за республика, какое же это общенародное дело, если вся высшая государственная власть избирается одним человеком, хуже того, преступником с целью быть оправданным ею? - настойчиво звучал вопрос сквозь завесу намеков в его речи. Затем он рассказал об интригах Верреса и компании его единомышленников, направленных на то, чтобы сорвать процесс или перенести его на будущий год, на откуп Метеллам, и для противодействия этому сговору предложил иной, отличный от традиционного порядок судопроизводства. Вместо длинных обстоятельных речей, рассчитанных на несколько дней, Цицерон ограничился кратким всту-плением, призывающим сенаторов постоять за свою честь, и сразу перешел к слушанию свидетельских показаний. При этом Цицерон очень досадовал, что ему не удалось публично произнести свои уже заготовленные речи, однако в подборе свидетелей он проявил не меньше таланта, чем при составлении речей, потому судьи и народ, собравшийся на форуме, увидели яркую драму, сочиненную самой жизнью, с какой не сравнятся и трагедии Эсхила или Еврипида.