И в самом деле, Катрин еще в молодости придется пережить и мучительные разрывы, и смерти близких людей – прежде всего, Франсуазы.
Морис Дорлеак прожил сравнительно долго, но и его смерть стала тяжелым ударом для Денев. Этот красивый, добрый и сердечный человек гордился своим семейством, уверял, что только дочери дают почувствовать настоящее родительское счастье. Считая маленькую Катрин, обыкновенную девочку с темно-русыми волосами, очень хорошенькой, он еще в ту пору говорил: «С таким лицом, как у тебя, было бы преступлением не сниматься». Рене Денев пресекала эти разговоры: «Перестань хвалить внешность детей – это вредно для них». Другого мнения придерживалась и насчет семейной профессии и еще несколько лет назад говорила своей прославленной дочери: «Ты неблагоразумна, моя девочка!» Она явно опоздала со своими предупреждениями лет на сорок…
Если детство Катрин и не было безоблачным, тем не менее его не омрачала безалаберность, обычная для семей, ведущих «цыганскую» жизнь: «Я никогда не знала хаотично-артистической среды, где когда попало идут спать, а дом заполнен артистами. Мои родители не принадлежали к богеме. Они играли в театре, а театр – это дисциплина. Кроме того, это такая профессия, которой занимаются вечерами, что позволяло нам в течение дня вести нормальную жизнь».
И еще красноречивее признание, быть может, неожиданное на фоне других: «Когда заглядываю внутрь себя, можете быть уверены: я не так уж отличаюсь от той девочки, что играла на бульваре Мюра вместе с Франсуазой и маленькой Сильви (третья сестра Дорлеак. – А. П.). Такое детство, как мое, всегда остается источником радости».
Радость была связана с природой. Катрин называла свою мать «настоящей садовницей», и та передала эту страсть дочери: «Каникулы я проводила в деревне, обожала лес весной, летом – стены, увитые плющом. Попав снова в сад, я как бы возвращаюсь в свое детство».
Когда Катрин исполнилось одиннадцать, она поступила в лицей. Училась прилежно, но посредственно и не проявляла особых интеллектуальных устремлений. При этом родители позаботились, чтобы девушку хорошо воспитали: обучили языкам, музыке, танцам, привили художественный вкус, не предполагая, разумеется, что когда-то она сама станет воплощением «безупречного французского вкуса». Уже тогда Катрин стала бегать в кино – причем смотрела и такие серьезные фильмы, как «Иван Грозный» Эйзенштейна.
Франсуазу в пятнадцать лет исключили из лицея за плохое поведение, но, в сущности, она сама подготовила свой уход. Девушка бредила актерской карьерой и твердо решила завоевать успех. Уже в этом нежном возрасте она блистала в любительской инсценировке повести Колетт «Жижи», а вскоре заслужит титул «французской Кэтрин Хепберн». Сравнивали ее и с другой Хепберн – Одри. Сама же Франсуаза видела себя в облике Греты Гарбо или Марлен Дитрих, иногда даже одевалась и гримировалась под них.
Франсуаза была убеждена, что станет великой актрисой, а ее имя будет вписано в энциклопедии. Она поступила в Консерваторию и серьезно училась актерскому мастерству, знала, как сделать более сексуальным низкий тембр своего голоса, как наложить театральный грим, чтобы сцена подчеркнула ее породистые скулы, огромные черные зрачки, драматические тени под глазами, нервно вздернутый нос. А темперамента ей было не занимать.
Но это же уникальное лицо могло в других обстоятельствах казаться неправильным и некрасивым, как говорила сама Франсуаза – «несимметричным». Она страдала от этого и могла отменить важную встречу с режиссером, потому что в этот день «особенно ненавидела свое лицо». Но если уж выбиралась из дому, то «под фанфары»: наносила яркий макияж, приклеивала фальшивые ресницы, превращаясь в Клеопатру. Но даже это ее не портило. Мало того, именно несимметричность и неправильность станут скоро ее козырем. Нестандартная красота Дорлеак – острый профиль, разлетающиеся по плечам или небрежно собранные в копну каштановые волосы – будет признана таким же эталоном современности, как «узаконенное уродство» Бельмондо: оба эти лица, появившиеся вместе в фильме «Человек из Рио», стали эмблемами Новой Волны и 60-х годов в целом. Но это было позднее…
Комплексы Франсуазы удивляли Катрин, ей было удивительно слышать от сестры: «Это ты, Катрин, красивая». Она так не считала: переживала, что у нее слишком крупные зубы, и из-за этого реже, чем могла, улыбалась. Подросток-утенок еще не превратился в лебедя, но опытные люди в лице бабушки семейства Дорлеак говорили: «Катрин станет красавицей и сделает хорошую партию».